Жанна Швыдкая - Метаморфоза. Декалогия «Гравитация жизни»

Я точно знала, что поступлю, поэтому с первых дней своей новой жизни с удовольствием примеряла на себя образ столичной барышни. Мне нравился Киев. Это была любовь с первого взгляда – любовь неискушённой девочки к отъявленному щёголю. Шаг за шагом я впитывала этот город, запускала его в себя, вдыхала его ароматы, упивалась звуками, наслаждалась его темпераментом. Я представляла, каким он будет осенью, когда начнутся занятия и на клумбах вдоль проспектов вспыхнут огненные чернобрывцы. Воображала, как буду гулять зимой по его заснеженным паркам, а весной – любоваться аллеями цветущих каштанов. Я была уже в нём. Я растворялась. Для полной ассимиляции мне предстояло разобраться с самыми простыми вещами, и сделать это требовалось скрытно, чтобы ни тётя Женя, ни Игорь не догадались, что я не могу даже трамвай от троллейбуса отличить.

Для начала предстояло освоить путь от дома до института, который занимал около часа, но в моём случае – почти два. Первый отрезок я преодолевала на автобусе, но дальше, вдоль проспекта Победы, предпочитала идти пешком, боясь сесть не на тот рогатый автобус. В метро я тоже спускалась нечасто, всячески избегая встречи с движущимся эскалатором и его хищными ступеньками, так и норовившими прищемить мою ногу. Подземные переходы напоминали мне детскую игру «в пятнашки», и, чтобы попасть в требуемую точку на противоположной стороне улицы, приходилось устраивать многоходовку. Но больше всего меня поражало то, как среди всех этих указателей, светофоров и пересекающихся улиц огромные массы людей немыслимым образом умудрялись перемещаться, не наступая на пятки и не наталкиваясь друг на друга.

Тем не менее среди всего нового и неизведанного, что день за днём являл мне Киев, было нечто, сразившее меня с первого мгновения, впечатавшееся в моё сознание, наполнившее меня до краёв и пребывающее со мной всю жизнь. Архитектура. Впервые в жизни я открыла для себя архитектуру. Это случилось как-то легко, словно глаза вдруг распахнулись и наполнили сердце гармонией и красотой. Конечно, по фильмам и литературе я знала, что кроме однотипных спальных коробочек и хат в селе существуют ещё и красивые дворцы, как в Ленинграде, но одно дело – загрузить картинки в свой разум, и совсем другое – осознать. Я осознала. Осознала в ту самую минуту, когда впервые увидела монументальное здание Института народного хозяйства с огромным гербом СССР и грозно смотрящими свысока серыми колоннами. Казалось, что у моих мурашек на коже запрыгали собственные мурашки, и каждым вздыбившимся волоском я ощутила всю мощь и силу народного хозяйства страны. Именно эта первая встреча со сталинской архитектурой пробудила во мне тягу к величественным зданиям, вызвав огромное уважение к гению, её создавшему. Следующим шагом меня ждал Крещатик. Целостный и завершённый, он казался вершиной творения. Каждое здание стояло строго на своём месте и являлось неотъемлемой частью единого архитектурного ансамбля. Никогда раньше ничего подобного я не видела, как и не догадывалась о том, что здания могут оказать на меня настолько сильное воздействие. Впервые я почувствовала, что они способны возвеличивать, придавать уверенности, наполнять энергией, что в их власти подавлять человека и почтенно удерживать на расстоянии, не позволяя нарушать их собственные границы.

Центральная площадь, обрамлённая каштановыми аллеями, по своей форме и сама напоминала каштан, мощный ствол которого прорастал из Крещатика, а семь сбегающих с холмов улиц, словно ветки, формировали раскидистую крону с полукруглой площадью и фонтаном «Дружба народов» в центре. У фонтана было всегда многолюдно, но при этом как-то бессуетно, словно расплавленное июльской жарой время остановилось передохнуть в его живительной прохладе. Оно садилось на скамейку и, закрыв глаза, подставляло своё круглое лицо разлетающимся по ветру брызгам, ловило в струящейся воде ускользающую радугу, а затем облизывало подтаявшее эскимо на пахнущей молоком деревянной палочке.

Напротив площади, на Печерском плато, возвышалась гостиница «Москва». В угоду хрущёвской борьбе с излишествами верхушка сталинской высотки была «срезана» неумелой рукой, лишив здание запланированных башен и шпиля. Архитектурная ампутация уменьшила его высоту почти в два раза, но даже в таком виде оно являлось центром зрительного и эмоционального притяжения площади. Великий дух рождал великие проекты.

Ни я, ни Крещатик тогда ещё не знали, что спустя всего несколько лет череда разношёрстных независимых от исторического прошлого «улучшений» превратит площадь Октябрьской Революции в Майдан Незалежности, и архитектура, поставленная в услужение меркантильным потребностям обмельчавших душонок, выступит достойным отражением времени и царящих в нём нравов. Моя любимая площадь превратится в подобие детской песочницы с хаотично разбросанными игрушками; на фасад здания Дома профсоюзов водрузят огромный экран для трансляции рекламных роликов; на крышах величественных зданий вспыхнут короны из вывесок рекламодателей; исторический центр задохнётся от взметнувшего вверх частокола зданий из стекла и бетона, довлеющего над золотыми куполами древней Лавры, а сама площадь – живая сердцевина Киева – станет пульсирующим майданом протестов. Но это всё будет потом, а пока, широкая и просторная, она свободно дышала, а вместе с ней так же легко дышала я.