Жанна Швыдкая - Метаморфоза. Декалогия «Гравитация жизни»

В стремительно слетающей с рельсов стране государственную власть начал теснить организованный криминал, взявший на себя часть её функций, в том числе карательную. Бандиты обложили данью всех и каждого, кто пытался что-либо самостоятельно производить или продавать. «Десятину» за «крышу» «браткам» в спортивных костюмах платили не только предприниматели крупного масштаба, продающие импортные товары или продукцию собственного производства, но и директора ресторанов и рынков, заведующие складами и базами, дантисты, проститутки, уличные напёрсточники и даже бабульки на базаре, продающие выращенную на своём огороде картошку.

Прямо здесь и сейчас кристаллизовалось новое общество, но осознать происходящие вокруг процессы я, конечно же, не могла. Жизнь вокруг я воспринимала исключительно по заложенному в меня советскому лекалу, а в нём, как известно, ни кооперативов, ни валюты, ни рэкета не присутствовало. Я всё ещё продолжала пребывать в том мире, в котором выросла, в котором было всё просто и понятно и в котором я точно знала, что делать и куда идти. Вот туда я и направлялась, и первым пунктом плана значился институт. Ничто иное меня не интересовало, а если что-то из того, о чём рассказывал Игорь, выбивалось из привычной для меня картины мира, то я относила это к отличиям жизненного уклада в провинциальном городке и в столице.

С начала лета Игорь окончательно перебрался жить к себе в мастерскую, поставил там раскладушку, перенёс часть одежды, а отдельный вход с улицы избавлял его от назидательного контроля мамы. Бывало, крышка в полу на веранде начинает медленно приподниматься, а из-под неё в облаке древесной пыли высовывается рыжая борода с застрявшими в ней опилками. Этой мелкой древесной пылью были устланы весь дом, мебель и даже цветы на веранде. Днём и ночью Игорь вдыхал её у себя в мастерской, и тётя Женя постоянно ворчала, что он здоровье своё погубит в этом подвале. Предостережения эти он всерьёз не воспринимал, как и любые другие наставления, которые давала мама своему без малого тридцатилетнему сыну.

Когда Игорь поздно возвращался домой, тётя Женя всегда его ждала. Чтобы скоротать мучительные часы, она включала маленький ручной пылесос и охотилась на комаров, вылавливая их по углам и за мебелью. И лишь услышав знакомый стук калитки и топот в подвале, она облегчённо вздыхала, шла в свою спальню, но уснуть без снотворного уже не могла. Она всячески пыталась контролировать личное пространство Игоря, желая знать, что и где он ел на обед, когда последний раз менял бельё, с кем сегодня встречался, какие у него отношения с девушками и когда же наконец он женится. В ответ тот замыкался и практически с ней не разговаривал, сухо отвечая, что у него всё хорошо и не нужно лезть в его жизнь. Они часто ругались, но каждый оставался при своём мнении. Тётя Женя, как любая мать, чувствовала ответственность за своего бородатого лысеющего мальчика, а Игорь, в свою очередь, как взрослый сформировавшийся мужчина, хотел доказать свою самостоятельность и утвердить независимость, всячески пытаясь избавиться от её вездесущей опеки. Изматывая, допекая, но при этом любя друг друга, они жили в состоянии перманентной войны последние лет десять, и моё появление, хоть и вызвало неудобства в плане размещения, внесло определённую разрядку в их непростые отношения. Для Игоря это стало прекрасным поводом сбежать в мастерскую, а тётя Женя смогла распределить свою гиперопеку между Игорем, мной и Ириной – её волгоградской племянницей, приехавшей, как и я, поступать в столичный институт и тоже квартировавшей у неё на время вступительных экзаменов.

По праву ближнего родства Ирину поселили в просторную спальню с большим окном, в которой раньше жил Игорь. Бездонный книжный шкаф вдоль стены обладал настоящим сокровищем советского времени – собранием произведений русской и зарубежной классики в коричневом картонном переплёте с золотистым тиснением, занимающим целых две полки. Здесь же располагался арсенал всевозможных толстых энциклопедий, позволяющих найти ответы почти на все вопросы и ставших для меня настоящим открытием, а также словари и специальная техническая литература, которую Игорь изучал в институте. В самом низу лежали фотоальбомы, стопки ещё не разобранных фотографий, а за стеклом стоял большой портрет Аллы – эффектной брюнетки, с которой Игорь несколько лет встречался, но что-то у них не срослось. Старый раскладной диван-книжка с продавленными пружинами, два вытертых кресла на тонких деревянных ножках и большой раздвижной стол, служивший письменным в будние дни, а по праздникам – обеденным, подчёркивали аскетизм мужского жилища.