Станислав Малозёмов - Обстоятельства места. Сборник рассказов и эссе

– Ну, у тебя воля, Гриня! – удивлялась жена Варвара. – Как у космонавта.

– Сравнила тоже! – радовался вместе с ней Григорий Егорович. – Никакой воли. Не хочу – не пью. И не буду. Воля тут каким боком? Выпил своё с запасом.

Агрономом он поработал с полгода, а потом Ванин перебросил его заведующим шестым отделением совхоза. После того как заведующий Фёдоров уехал к сыну в город. И здесь Мятлев за год сделал из отстающего зернового отделения лучшее по совхозу. За год всего.

– Ну, вот, а ты боялась, дурочка! – долго смеялся в телефонной трубке Ванин.– Орёл! Мужчина!

И через неделю директор совхоза убыл в район управлять отделом в заготовительной конторе. А на Григория пришло из области обкомовское предписание-распоряжение. Назначить его директором совхоза. Два с половиной года всего прошло. Такая малость. Сел Григорий Егорович в своё кресло, которое новый директор не менял. Он вообще ничего не тронул в кабинете. Понимал, видно, что Мятлев сюда обязательно вернётся. Сел он, значит, в кресло, достал из правого ящика стола свой чернильный набор, пресс-папье, маленький портрет Ленина на откидной подставке. Поставил всё это туда, где раньше стояло. И заплакал. Хорошо, что не было никого. Засмеяли бы. Мужчины плакать не должны ни с горя, ни в радости. А тут как раз и Ванин позвонил. Поздравить.

– Давай! – сказал он – Дыши как дышал. А там видно будет. Ты всё же масштабный работник. Покрутись пару лет ударно – верну в район. Хотя самого меня через пару месяцев пересаживают туда, куда и взгляд не дотянется, и шапка свалится. Аж вторым секретарём обкома партии. Во как, брат. А ведь не просился, не намекал.

– Спасибо, – глотая перегородивший горло комок, произнес восставший из руин и пепла Мятлев. – Спасибо душевное, что не забыли обо мне.

– Так мужик ты толковый, – серьезно закончил разговор Ванин. – Чего тебе пропадать по глупости? У нас у всех её полно. Только разная у каждого. Живи. Вкалывай. Меня не забывай тоже. Ну, привет семье!

Григорий стал чаще в район ездить. Крутился по всем серьёзным организациям специально. Изображал пустяковые потребности и просил всех подсказать решение. А на самом деле и надо-то ему всего было, чтобы все его увидели живым, здоровым, деловым как раньше.

– Пусть видят, что я в порядке. Хуже никому от этого не станет. Спасибо Ванину.

Пять лет прошло. Ванин правил всей областью, Мятлев держал совхоз в тройке лучших. Урожаями поражал своими, качеством молока и свинины.

И прошлое утонуло. Григорий Егорович чуял нутром, как скребётся оно на волю, душу царапает, но рассуждал жестко.

– Это тебе, сука-водка, пожизненное заключение. Ты меня чуть не похоронила. А я, вишь ты, добрый. Упрятал тебя на задворки души, но пощадил. Убивать не стал.

В конторе Мятлев долго держал трубку «вертушки», настраивался. В обком звонить на самый верх – это вам не по-маленькому в сортир сбегать. Хоть и звонишь высокому, но другу, можно сказать.

Ванин взял трубку сразу. Обрадовался. А когда узнал, что Нинка замуж выходит, обалдел натурально.

– Да я же, бляха, её такой куклой помню. В кармане можно было носить! – Засмеялся он искренне, по-доброму.

– Я Вас, Сергей Данилович официально приглашаю ко мне домой на празднование свадьбы. Двадцать второго к восемнадцати часам местного времени. От имени молодых приглашаю и от жены Варвары. Вы запишите. У Вас столько забот в обкоме. Можно и запамятовать.

– А вот на календаре и записал. Это получается – через десять дней. Постараюсь, Гриша, вырваться. Спасибо за приглашение! Ну, Нинка! Ну, коза!

Всё. Жди. Благодарю, что позвал! Ну, пока. Отбой!

Десять дней мелькнули как скорый поезд мимо стоящей на переезде машины. Мгновенно. И уже вернулись с регистрации молодожены. Совсем другие люди приехали. Взрослые. Семья. Муж с женой. Нинку уже не стесняло непривычное пышное одеяние и фату она сдвинула набекрень. Прекрасно чувствовал себя в образе мужа и Пилкин Илья. В голове его струились невнятные пока ещё мысли о семейном счастье, а карман пиджака топорщился от твердой корочки свидетельства о браке.

Тёща со свекровью носились вместе с молоденькими девчонками от пятнадцатиметрового стола, стоящего посреди двора под брезентовым навесом. Бегали они до кухни и обратно, путаясь под ногами у серьёзных электриков, делающих не просто освещение, а сложную праздничную иллюминацию. Потому на тёток и девчонок добродушно злились и покрикивали.

– Только сами не ешьте пока! А то народу не останется ничего!