Николай Князев - Выбранные дорогами

**

Я слышу тихий щелчок – вы меня кладете в умственный ящичек с надписью: «Только я хороший, остальные плохие: знаем эту песенку»… Заблуждаетесь, уважаемые – я тоже дерьмо. Мое единственное отличие состоит в том, что не питаю иллюзий. Такое непитание иллюзий есть серьезный порок само по себе – за это Господь наказал Хама. Пацан назвал алкаша алкашом; что нализался его родной папочка имеет к делу опосредованное отношение – мажор пострадал за правду. Господь ясно дал понять: есть вещи поважнее, чем корректность описания и приверженность истине. Впрочем, Всевышний отметил в другом месте: «Правда сделает вас свободными…» Если подумать, одно другому не противоречит – Хам сказал правду, Хам стал свободен, Хам получил по заслугам от людей и Главного…

Вы, господа, не разрешаете себе даже минимальной свободы – рассуждать и позволять другим это делать. Ваше первое движение – заткнуть соседу рот, как только он скажет хоть что-нибудь, над чем имеет смысл подумать. Вам дали интернет чтобы говорить спокойно – вы немедленно понасажали туда модераторов, цензоров, роботов спецслужб и платных пропагандистов. Вы задавили пространство рекламой: овощерезок, соковыжималок, компьютерных игр, любви к родине, средств для похудания, курсов пикапа, бытовой электроники и духовных скреп, больше напоминающих скреперы – чего только нет; и в голос требуете повторного промывания мозгов и закрутить гайки потверже… Родные, не пугайтесь – вам пойдут навстречу. Спасут от порнографии, антисемитизма, сексизма и мачизма, от необходимости слышать то, чего вы не понимаете, и знать то, чего вам не положено… «Стучите, и вам откроют…»

Траектория Хама начинается не с того, что он бесчестит папашу, а с момента осознания собственной гнусности, понимания истины о самом себе. «Неужели я один такой?» – вопрошает он. «Неужели один я забываю заповеди Божьи, не молюсь вовремя, вожделею жену ближнего и ее осла, страдаю избыточным весом и мастурбацией? “ И каким облегчением для хама служит то обстоятельство, что его заслуженный предок, которого все вокруг ставят ему пример, которого Господь лично выбрал из миллионов чтобы построить Ковчег и спасти каждой твари по паре (исключая хитрых и плотоядных динозавров) – что этот великий человек нализался словно дремучая свинья и валяется в шалаше в непотребном виде…

Но следом за облегчением наступает отчаяние. «Если не он, то кто?» – вопрошает Хам. – «Кто научит меня истинному пути? Кто меня просветит и наставит? Откроет мне правду? Почему вы не лучше меня, сволочи!»

**

В «Падении» Камю описывается, при сходном конечном результате, обратная эволюция. Герой, адвокат Кламанс, считает себя Д Артаньяном, а окружающих – совсем напротив. Но в один прекрасный парижский день, в процессе променада по набережной Сены, наш образцовый гражданин замечает периферийным зрением женщину, которая кидается в мутную воду под мостом Мирабо – и господин Кламанс невозмутимо идет дальше. Он не лезет в поток чтобы не простужаться. Совершенно нормальная, между прочим, реакция – я бы тоже не полез, и у меня пудовая отмазка: я скверно плаваю. Да и вообще… Спасение утопающих – дело не боярское – на то есть профессионалы… Но героя Камю подобное мелкое обстоятельство совершенно раздавило и подкосило, ему настал Zusammenbruch, он сдулся как резиновая женщина, осознав, что он такой же хлам… В результате товарищ бежит в толерастические Нидерланды, глушит шмаль по кофешопам и обращает избранных на предмет того, насколько страшно жить…

Мой же процесс можно даже, полагаю, назвать подъемом: от представления что я свинья, а остальные – ангелы, к осознанию, что гомо вообще – нечто вроде гибрида свиньи и ангела, при всей странности такого объекта с биологической точки зрения.

(Штрих – пунктиром: Верлен, пишущий нежные стихи о любви той, на которой он женится потому, что после проституток хочется невинного существа; а невинное существо оказывается в придачу несообразительным как пробка… И вот существо беременно, а под руку подворачивается Рембо – не тот, который первая кровь, но тоже супер. И они бегут с автором проалкоголенного судна и сезона в аду от невинной в Бельгию, и там между ними вышла ссора, и Верлен стреляет, из пронзенной руки кровь алым струится потоком, и «мои тюрьмы», и «мои больницы»; и Рембо завязывает с силлаботоникой, едет в Африку зарабатывать денежку и умирает в Марселе, который не Пруст, на заре славы от кишечной инфекции, оставив единственное фото для Википедии; Верлен же, poete maudit, тянет абсент из тысячи репродукций и немытого стакана. “ Такова моя теория» – сказал он: ” L homme состоит из двух существ – un cochon et un ange… ” «Свинья и ангел…»)