Я очнулся от дыхания свежего ветра. Открыв будто смазанные жиром глаза, я обнаружил, что уже смеркается. Вскоре, когда глаза привыкли к полумраку, я вдруг понял, что до сих пор лежу на коне, а он (мое сокровище!) стоит у какого-то водоема, не то озера, не то реки, который простирается вплоть до чернеющей громадины леса. Мое сердце замерло от радости, и я, как был, так и свалился с коня, потому что все члены моего тела затекли до ужаса. Я упал прямо в воду и, продвинувшись немного вперед на четвереньках, упав в воду так, что она залилась мне в рот и нос, начал судорожно глотать ее, мутноватую, горькую…
Меня окружал темный шумящий лес. Пламя весело потрескивало и плясало, будто стараясь развеселить меня. Я смотрел на него, прикрывшись плащом, слушал шепот окружающей меня природы и с трудом жевал сгоревшую снаружи но сырую внутри рыбу. Это была не самая лучшая пища, которую я ел в моей жизни, но большего я тогда не требовал. Раздирая волокна сырого мяса зубами, я ни о чем не думал. Голова и так была тяжела. Заставив себя дожевать бедную рыбу, я лег прямо на траву и тут же заснул, также ни о чем не думая.
Облака по-летнему плавали в небе, как огромные куски ваты. Задорный прохладный ветер дул с водоема, нежно овевая мое лицо. Я проснулся и все лежал на мягкой траве. В моем воображении вдруг восстало воспоминание: мальчик лет восьми с темными немного вьющимися волосами лежит на кровати с железным изголовьем, щурясь от лучей утреннего летнего солнца, проникающих в комнату. Окно открыто, и из него утренней свежестью течет прохладный ветерок. Мальчику хочется лежать на своей прекрасной кровати, полежать на ней еще хоть чуть-чуть, но он знает, что нужно вставать. От этой мысли кровать кажется еще мягче и привлекательней… Но вот раздаются неспешные легкие шаги, дверь отворяется, и в комнату входит мама. Она останавливается и укоризненно-ласково смотрит на сына. Мальчишка со звуком, похожим на стон, медленно встает с кровати и, понурившись, громко шлепая босиком по деревянному полу, идет к двери. Красивая женщина останавливает его и заключает в объятия. Мальчик утыкается лицом в ее свежее простое платье, как-то по-особенному пахнущее… пахнущее мамой и домом. Затем он поднимает голову, и их взгляды темно-карих и сине-зеленых глаз встречаются. Мама улыбается и настойчиво шепчет: «Пора!»
Это детское воспоминание отдавалось в моем сердце глухой болью, но оно же грело меня и не давало унывать… «Пора!» – прошептал я и встал с мягкой травы. Поймав еще несколько крошечных рыб, я приготовил их, но на этот раз уже был осмотрительнее и, прежде чем сунуть мясо в обжигающие языки пламени, я разрезал каждую рыбу на несколько частей. Завернув свой провиант в большой лист, наполнив фляжку водой, я отправился дальше. Я не знал, куда мне нужно, куда я иду, где я вообще.
Несколько месяцев или лет назад (я потерял всякий счет времени) был такой же солнечный день, когда я направлялся в небольшой городок, где жил мой дядя, откуда меня и похитили. К тому времени дядя вернулся с фронта. Раненный. В грудь. Он более не мог сражаться. Я относил ему и его семье хлеб, потому что у них не было ничего. Я помню, как подошел к изголовью его кровати, как взял его дрожащую руку в сильную свою, как пытался сдержать слезы, глядя на его замотанную грудь, темно-лиловые синяки под добрыми глазами, разорванные сухие губы, бледные впавшие щеки и редкие обгорелые черные волосы. Помню, как наши взгляды встретились, и он улыбнулся… Но тут раздались шум, крики, грохот; разрушился дом, набежали солдаты и… я потерял сознание о страха и удара по голове. А очнулся в их поезде.
Я брел по краю водоема, держа коня под уздцы. Снова стало страшно и вдобавок как-то совестно, что столько людей погибло, а я выжил. И чего я им так приглянулся?.. легче это разве, остаться среди такого ужаса, когда страх наваливается со всех сторон и подстерегает за каждым кустом и деревом, из каждой тени ждешь по вражескому солдату? – Нет не легче. Но я решил, что буду бороться, уж лучше умереть в борьбе, чем глупо, из-за страха.
Я зашел в густой еловый лес. Было свежо и темновато. Пробиваться через густые колючие заросли с конем было ужасно не удобно, но отпустить моего друга я не мог. Ветки хлестали и царапали лицо и руки, плащ цеплялся за сучья и иголки; казалось, тонкие, гибкие ветки так и норовили выколоть глаза; болотистая почва затягивала слабые ноги. «Господи, да куда же я зашел?» – с отчаянием думал я, пробиваясь сквозь неприветливую природу. Но вот, деревья начали редеть и вскоре расступились. Передо мной расстелилась зеленым свежим ковром поляна. Я поглядел вниз и увидел красные ягоды – клюква. Я упал на колени и стал ползать по зеленому ковру с этой благодатью, которой было немного. Пройдя немного вперед справа показались заросли малины и несколько яблонь. Пока я углублялся в свежие, влажные от росы кусты малины, в воображении возникло теплое летнее ранее утро. Тот же мальчик бежит босиком по мокрой от росы траве, – бежит по лесной опушке к огромному кусту малины. Он заходит в его прохладную тень, ступая по сырой холодной земле; стволы колются, но он не чувствует этого. Тонкими умелыми пальцами он срывает одну за другой спелые, налитые соком ягоды, поблескивающие каплями росы, таящие медом во рту. Наевшись сладких ягод, он накладывает малину в кружечку, в карманы и, оттопырив их, бежит домой, полный радостной мыслью обрадовать свою мать, отца, сестер и братьев… ведь он старший, он – первенец!..
Читать дальше