Семён Ходоров - Запоздалые цветы. Непридуманные истории

– Ты дывысь яка гарна билява дивчына будэ працюваты з намы, сподиваюсь мы знайдемо спильну мову, – радушно встретил Наташу главный геолог экспедиции Ярослав Степанович Гулько, кареглазый темноволосый, с пышными рыжими усами, мужчина. Он скороговоркой объяснил смущённой Наташе, что возглавляемая им экспедиция занимается разведкой месторождений нефти на карпатском плато и что она будет составлять геологические карты предполагаемых месторождений.

Наташу поселили в бревенчатой хате, где весёлая пышногрудая, кровь с молоком, моложавая разведёнка Маричка за небольшие деньги сдавала ей комнату. До сих пор снятся Наташе, выкрашенные в красный цвет, деревянные половицы и подмигивающие лики святых, изображённых на золотистых иконах. Девственно белый цвет потолок переходил в стены не под прямым углом, а плавным закруглением. И всё это на фоне, не сочетающихся друг с другом, колеров, обозначенных на различного рода половичках, подушечках и рушниках. Несмотря на некую несуразность, хаотичность и очевидную манерность гуцульского интерьера, Наташа явственно ощущала почти осязаемую энергетику, исходившего от этого необычного убранства. Целительная энергетика тут же испарялась, когда Наташа вспоминала, что в хате отсутствуют элементарные удобства. Понятие ванной комнаты в словесном лексиконе жителей Тисовца отсутствовало по причине её физического небытия. Водные процедуры приходилось осуществлять в широкой оцинкованной лохани. При этом вода предварительно нагревалась в эмалированном ведре на сельской допотопной печи. Казалось, что с неё вот-вот соскочит дурачок Емеля, известный герой сказочного русского эпоса. Идти в туалет на простоватом диалекте сельчан называлось «ходыты до ветру», что, впрочем, суперточно отражало суть происходящего процесса. Обдуваемое всеми ветрами, ветхое, убогое, наспех сколоченное из прогнивших досок и пропахшее выгребной ямой, строение меньше всего походило на приют спокойствия и вдохновения. А, скрипящие на полусорванных ржавых петлях, деревянные двери, подпираемые огромным коричневатом крючком, в любой момент готовы были унестись порывистым зимним ветром в снежное поднебесье.

Незатейливый сельский быт, который очень уж контрастировал с привычными городскими удобствами, вызывал у белокурой геологини совсем нелёгкое чувство плохо скрываемой досады. А тут ещё почти ежедневные маршруты в горы, сопровождаемые сырой тяжестью неуклюжих кирзовых сапог. При крутом подъёме на карпатское высокогорье крупные капли пота вероломно проникали под верхнюю и нижнюю одежды. Песенная романтика, воспеваемая струнными аккордами обгоревшей гитары, улетучилась в одночасье. Не было дымного уюта угасающего костра, не кичился смерековой вертикалью коричневатый альпеншток серебристой палатки. Не подскрёбывали душу, неизвестно куда улетевшие на волнах радиостанции «Маяк», слова геологического шлягера «Держись геолог, крепись геолог, ты ветра и солнца брат». И совсем не хотелось быть братом и, тем более, сестрой ветру и солнцу. Казавшиеся в университете таинственными и полными величавого смысла слова: минералогия, петрография, тектоника, стратиграфия приобрели будничный оттенок. Они ассоциировались с никогда не прекращающимися колючими карпатскими дождями и пронизывающими холодными ветрами, зарождающимися на скальных отрогах верховинских хребтов.

Неустроенность, вопреки романтической лирике известного барда Юрия Кукина, не заменяла городской уют изящной блондинке Наташе. Неоседлый быт не то, чтобы засасывал, он наводил страх, казался зловещим и ужасающим, а по ночам просто уводил девушку в беспросветный тупик. Ещё вчера Наташа, вытянув, обтянутые в чёрные ажурные чулки, красивые длинные ноги сидела с друзьями в кафе. Она небрежно выпускала дымовые колечки, исходящие от невероятно тонких коричневых сигарет «More», в разноцветную подсветку бара. Сегодня же по утрам она взгромождала на хрупкие плечи коромысло с вёдрами, из которых на непротоптанный снежный наст расплёскивалась, набранная в колодце, ледяная вода. А по, осточертелым своей безысходностью и обречённостью, зябким вечерам раздражённо соскабливала с ненавистных сапог заскорузлую болотистую грязь.

Окружающая жизнь из всего её красочного спектра выхватывала для Наташи только серые оттенки. Надо было что-то предпринимать, чтобы вырваться из этого тоскливого и мрачного беспредела. Для начала надо было найти надёжную жилетку, которую можно было бы окропить неутешными и гремучими слезами. Носителем спасительной жилетки оказалась подруга Таня. Наташа никогда не была сильна в эпистолярии и не любила писать письма. Но это письмо получилось на удивление длинным. Просто душевный дисбаланс, внутреннее отчаяние и крик вопиющего в пустыне об оказании помощи хорошо ложатся на бумагу.