Анатолий Арамисов - Короли умирают последними

Сара смотрела в глаза, вроде бы знакомые, но теперь совершенно чужие, другие, холодные и безжалостные.

– Пошла прочь, сучка… – почти неслышно прошептал Курт, но она поняла каждое его слово по артикуляции губ и, закрыв лицо руками, бессильно опустилась на холодные ступени. Её едва не сшиб грузный человек, в одном исподнем вылетевший из подъезда.

– А ну стойте, мрази!! – знакомый голос сотряс улицу. – Это говорю вам я, Герхард Вебер! Отец вот этого подлеца! Стойте!

Карл Мюллер, уже запустивший свои лапы внутрь разбитой витрины и лихорадочно сгребавший в карманы женские украшения, выставленные там, испуганно обернулся.

– Это на самом деле твой фатер? – выкрикнули сразу трое товарищей Курта.

Тот, побледнев, молчал.

Герхард Вебер в два прыжка подскочил к сыну и занес над ним свой огромный кулак. Курт не зря занимался спортом; он сумел увернуться от страшного удара бывшего шахтера, и тот тяжело упал на отполированную булыжную мостовую. Кровь из ободранных рук и коленей стремительно проступила сквозь светлую ткань ночной пижамы Герхарда. На него тут же навалились трое боевиков, скрутили руки за спину, связали.

Курт брезгливо посмотрел на отца.

– Арестовать его! За сопротивление власти! – хрипло выкрикнул он. – И Штейна тоже! А потом, Мюллер, веди ребят к синагоге! Она недалеко! И сделайте так, чтобы никогда иудеи не молились там! Приказ ясен?

– Так точно, господин ефрейтор! Яснее не бывает! – на хмельном лице Карла Мюллера расплылась довольная ухмылка.

Спустя четверть часа два связанных мужских тела бросили, словно мешки с углем, в кузов грузового автомобиля со свастикой на борту. Но молодой Вебер этого уже не видел. Он быстро удалялся в сторону своей казармы. Перед глазами стояли женские лица, изуродованные страхом, с глазами полными слез. Сара, так и оставшаяся молча сидеть на ступеньках подъезда. Его мать Эмма, выбежавшая на улицу и умолявшая простить отца.

Курт прижимал левую руку к груди, где почему-то короткими вспышками пульсировала боль, встряхивал головой, чтобы прогнать наваждение, но оно не уходило, преследовало его, не отпускало.

Лишь в казарме, напившись до беспамятства, он забылся долгим черным сном, мучительно тяжелым, головокружительным, тошнотворным… Утром, проснувшись, он ощутил что-то, напоминающее угрызения совести.

«Неужели путь к величию арийской нации обязательно должен лежать через это? Наши противники безоружны и не сопротивляются. Какая-то пиррова победа… как тогда, в Чехословакии…»

Незадолго до ноябрьской ночи погромов, в сентябре 1938 года Курт с воодушевлением воспринял известие, что его часть отправляют «освобождать угнетаемое немецкое население» в Чехию. Он мечтал о воинских подвигах, рисовал в своем воображении сцены боев, где он, рискуя жизнью, первым врывается в опорный пункт противника, расстреливая врагов. Вебер проявлял огромное рвение во время учебно-тактических занятий, и особенно – боевой стрельбе. Лишь один командир роты штурмфюрер Отто Винцель мог состязаться с ним в меткости.

Вебер присутствовал в Берлинском дворце спорта во время исторической речи фюрера 26 сентября 1938 года. Курт много раз восторженно орал «Зиг хайль!!», а после слов Гитлера:

«Я предложил Бенешу (президенту Чехословакии) свои условия, и ему остается только выполнять их, тем более что он их уже принял. Мир или война – теперь это зависит только от него. Он должен принять наши условия, дать немцам свободу, или мы возьмем ее сами. Я буду первым в строю немецких солдат»… – впал в состояние эйфории.

Гордость переполняла душу молодого ефрейтора, когда их рота, громыхая металлическими набойками сапог по мостовым небольшого городка под названием Дюкс (Dux), четко печатала свою первую завоевательную поступь. Молодые девушки, немки, радостно приветствовали букетами цветов солдат и офицеров вермахта.

«Это! Только! Начало! Это! Только! Начало! Это! Только! Начало!» – синхронно с ударами каблуков звучало в голове Курта Вебера.

Чехи не оказывали сопротивления. Лишь по ночам в оккупированных городках кое-где звучали одиночные выстрелы. Патриотов-одиночек отлавливали, кого-то сразу убивали на месте, других посылали в особые места – первые лагеря, сооруженные на территории Германии.

Каждый раз Курт скрипел зубами и злился, что эти мелкие стычки происходят в стороне от него, что он не может показать все свои навыки и умения, проявить себя, как доблестный солдат рейха. Пока он отстает от молодого фюрера (тот принял боевое крещение в октябре 1914 года) —…» С горячей любовью в сердцах, с песнями на устах шел наш необстрелянный полк в первый бой, как на танец. Драгоценнейшая кровь лилась рекой, а зато все мы были тогда совершенно уверены, что мы отдаем нашу жизнь за дело свободы и независимости родины…» – Адольф Гитлер, «Main Kampf».