Инна Карташевская - Ибо сильна, как смерть, любовь… (сборник)

– Ну, что ты говоришь, твои родители тебя любят.

– Да? Странная какая-то любовь у них. Видят, что человеку и так плохо, но норовят еще и нож в ране повернуть. Нет, я думаю, плакать по мне особо некому.

– Между прочим, еще есть я, – напомнила я ему.

– А ты не исчезнешь?

– В каком смысле?

– Ну, уйдешь, и я больше тебя не увижу. Знаешь, ты все-таки скажи, где тебя искать, а то я тебя и найти не смогу.

Он старался говорить шутливым тоном, но глаза были тревожными.

– Я преподаю английский в 6-й школе. Английской.

– А где ты английский выучила?

– Я университет закончила.

– А газета? Ты это придумала про интервью?

Я вытащила из кармана джинсов удостоверение внештатного корреспондента и помахала перед его носом.

– Я, мой милый, никогда не вру.

– Так ты хочешь сказать, что все остальное, о чем ты говорила, тоже правда?

Он попытался насмешливо улыбнуться, но улыбка вышла кривой, а голос дрогнул и прозвучал хрипло. Я внимательно посмотрела на него. В его глазах появился испуг, До него вдруг стало доходить, что, может быть, я не вру, и он действительно умирал и лежал в гробу. Его взгляд стал напряженным, как будто он пытался что-то вспомнить, и вдруг я увидела, что его глаза широко раскрылись и наполнились ужасом. Я почти чествовала, как откуда-то из глубины подсознания в его душу проникают смутные воспоминания о долгой и одинокой агонии, полной боли, тоски и отчаяния. Он побледнел, тяжело задышал и, наконец, когда эти воспоминания стали совсем мучительными, закрыл лицо руками, как бы стараясь защититься от них. Меня пронзило страшное чувство жалости и вины. Я бросилась к нему, обняла его и стала целовать его лицо, руки, волосы.

– Нет, нет, это все неправда, – плача, торопливо зашептала я ему. – Ничего этого не было, не было смерти, не было гроба, ты не умирал, я это все придумала, прости меня, прости меня, пожалуйста. Ты никогда больше не будешь один, я буду всегда возле тебя, я люблю тебя, мой дорогой, милый, любимый.

Я отняла его руки и стала гладить его лицо, заглядывая ему в глаза. Постепенно его взгляд стал осмысленным, лицо снова стало смуглым, он глубоко вздохнул, как бы сбрасывая наваждение и посмотрел на меня. Я попыталась улыбнуться ему сквозь слезы. Он обнял меня, мы прижались друг к другу, и я все говорила, говорила, как я люблю его. Наконец, он совсем успокоился, поднял голову и виновато улыбнулся мне.

– Ну, вот, теперь ты будешь думать, что я псих. Черт, сам не знаю, что это было. Знаешь, – как-то удивленно сказал он, – я вдруг почувствовал… – он запнулся, но все-таки решился выговорить, – дыхание смерти. До этого я просто как-то и не думал, что это значит, умереть, а тут, – он снова побледнел и растерянно проговорил, – я как будто бы заглянул на тот свет.

– Не нужно говорить об этом, пожалуйста, не нужно, – мои глаза снова наполнились слезами, – ты не умрешь, я забрала эти проклятые таблетки, и я буду с тобой, пока не пройдут эти проклятые восемь часов. Прости меня, это все из-за того, что я наговорила тебе, но это все неправда.

Но он только посмотрел на меня каким-то новым мудрым взглядом и покачал головой. У меня замерло сердце, неужели он действительно вспомнил? Я заглянула ему в глаза. Он сел, притянул меня к себе и посадил на колени.

– Глупенькая, ну что ты извиняешься? Ты же спасла меня. Что бы было, если бы ты не пришла, не сердилась, не кричала бы так на меня? Это я должен тебе спасибо сказать, что ты спасла меня.

Некоторое время мы молча сидели, прижавшись друг к другу. Потом он вдруг легонько приподнял мою голову за подбородок и спросил:

– А то, что ты сейчас мне говорила, это тоже правда?

– Что? То, что я люблю тебя? – храбро спросила я.

Он только молча кивнул, не отводя взгляда.

– Да, – твердо ответила я. – Я люблю тебя. Иначе, чего бы я так воевала за тебя? Ты что думаешь, что я ко всем врываюсь в дом, и такое устраиваю?

– Очень надеюсь, что нет, – он засмеялся и снова прижал мою голову к груди. – И что никому больше такого не говоришь, на это я тоже надеюсь. И, кстати, не забудь, что ты обещала быть со мной всегда, и не покидать меня ни на минуту.

– Не думаю, что твоим родителям это очень понравится, если я поселюсь у вас, – засмеялась я.

– А знаешь, – вдруг серьезно сказал он. – Моим родителям это должно даже очень понравиться.

– С чего бы это?

– Да ведь ты же из наших, как мой папа говорит. Из наших, да? Ты понимаешь, о чем я?

– Ну, конечно, – засмеялась я. – Мои родители точно также говорят, только по латыни «экс нострис».