На мою скромную просьбу быть моим спутником он ответил: «Хорошо». И теперь у меня еще есть один день, чтобы узнать, как это – втыкать нож под ребра.
Мария Дмитриевна Парфенова, двадцатидевятилетняя учительница литературы в старших классах, которую все остальные преподаватели из-за ее тонкой фигурки и максималистского характера продолжали называть Машенькой, не подошла, а подлетела к двери директорского кабинета. Душевные мучения, которые она испытывала целый день, грозили разорвать ее изнутри, так что она распахнула дверь и вошла в кабинет без стука, с решительно сжатыми губами и со сжатыми же и поднятыми к груди кулачками. В черных глазах ее полыхали мрак и негодование.
– Что с вами, Машенька – спросил ее директор, лишь незначительным шевелением крупного тела обозначивший свое желание привстать ей навстречу. Голос у директора был усталым, бесцветные губы на мясистом лице подергивались, и по напряженному взгляду можно было понять, что дел у него много, очень много, и что все это именно те дела, которые не укладываются и в самый длинный майский день, и, в общем, совсем невыполнимы. Директор сидел за столом лицом к двери, положив ладони на «Учительскую газету». Из-под газеты торчал уголок конверта, заключавшего в себе письмо от школьного товарища, ныне достигшего немалого министерского поста.
– Андрей Николаевич! Можно посоветоваться?
– Почему же нет? – директор пошевелил пухлыми пальцами, чуть погрубевшими от постоянного соприкосновения с мелом, и с вспыхнувшим, но моментально померкнувшим любопытством, взглянул на молодую учительницу.
– В чем же заключается роль и назначение школы? Показывать, или указывать? Советовать, или настаивать? – заговорил он, пока Мария Дмитриевна пододвигала стул и садилась с другой стороны стола.
– Указывать и настаивать, но показывая и советуя, – чуть подумав, ответила учительница.
– А теперь еще приходится и защищать от семьи, – Андрей Николаевич пододвинул к ней газету.
– Вот! Отец до смерти забил сына. Наказывал!
Мария Дмитриевна прочитала жирный заголовок: «150 ударов отцовского ремня». Она вздохнула.
– Да. Именно об этом я и хотела поговорить. Речь идет о Наде Николаевой. Она в больнице. Диагноз подтвердился.
Лоб Андрея Николаевича перерезала глубокая морщина.
– СПИД? – спросил он.
– Да, – тихо и печально произнесла Мария Дмитриевна, – Заразилась через шприц. Говорит, что первый раз попробовала, что ее никто не заставлял, и вот, так не повезло.
– Что никто не заставлял – вполне может оказаться правдой. Все равно не проверить. Впрочем, когда они говорят, что их заставили «взрослые дяди», так это ведь ложь для самозащиты, чтоб пожалели. А эта… Смелая… Дура!
Последние слова он произнес сквозь зубы, так что Мария Дмитриевна подумала, что ослышалась.
– Но не это самое ужасное. Беда в том, что ее семья от нее отказывается.
Директор откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
– Как так?
– Просто. Говорят, не дочь она им теперь. В больницу не ходят. Ничего не передают. Она одна там. Похудела, глаза ввалились. Молчит, ни с кем не разговаривает.
– Я схожу к ним, – Андрей Николаевич потянулся к перекидному календарю, полистал его, и добавил:
– Послезавтра.
– Не нужно, Андрей Николаевич. Бесполезно. Там притон, каждый день пьют. Тем более, вы же сами сказали, что мы, то есть школа, теперь и от семьи должны защищать.
– Да, в таких вот случаях. Так что вы предлагаете? Вы же с идеями пришли?
– Конечно, Андрей Дмитриевич. Я хочу помочь ей через одноклассников. Чтобы они ее не бросили, ходили бы в больницу, помогали.
– А они что, раньше ни о чем не знали? Или кто-то из класса с ней дозой и поделился? Или, может быть, продал?
Директор помолчал, потом поморщился:
– У нее, кажется, друг был?
– Надеюсь, не только был, но и остался. Это Артем Шутов. Такой высокий, крепкий. Предводительствует всей мотоциклетной компанией. Но он от всего отказывается. Говорит, что шприцов ни разу в жизни не видел. Но в больницу один раз приходил.
– Он, может, и не видел, если не смотрел. Чушка чугунная… с сусальной позолотой. Курит, как все отличники, – директор сцепил пальцы в замок и уставился на них неподвижным взглядом.
А Машенькино личико вдруг покрылось румянцем, и она сказала, четко выговаривая каждое слово:
– Я решила провести у них «Урок милосердия» и прошу разрешить сделать это завтра вместо обычной темы по программе.
Читать дальше