Юлия Караваева - Исповедь массажистки. Кончиками пальцев по струнам души

В дверь тайфуном врывается мой муж, попутно ведя перепалку с мамой о том, что она стоит и глазеет черт знает на что, вместо того, чтобы быть с рожающей дочерью. Меня поднимают, несут на кровать, дают горячего чаю, ношпу, и боль постепенно отступает. Вот я могу уже, опираясь на руку Олега, добраться до лифта и потихоньку доковылять до дороги.

Как назло, отец уехал к родственникам в Самарканд на два дня – стало плохо тетке, его родной сестре, – и мы остались без машины. Ловим такси, но везти нас в такую даль никто не хочет. Дело в том, что рожениц с отрицательным резусом крови принимали только в родильном отделении при Институте переливания крови, а это очень далеко, почти за городом. Наконец, кто-то соглашается, и мы трясемся на заднем сидении жигуленка. Меня мутит от запаха бензина, и боль, похоже, усиливается. Черт, скорей бы приехали, но нет. Как говорится, пришла беда – отворяй ворота. Машина ломается, дядька шофер ругается матом, ходит открывать капот, льет воду туда. Я тихонько подвываю, уткнувшись мужу в плечо. Олег берет меня в охапку и вытаскивает на дорогу…

– Извини отец, нам ждать, сам видишь, некогда… чинись спокойно, – он сует в руки водителю мятую купюру и становится на середину дороги, расставив руки. Первая же машина тормозит со скрипом тормозов и шипением шин…

– Ты что, придурок, жить расхотелось… Тут же, видимо, заметив меня в скрюченном состоянии у обочины: «Куда везти, брат?»

В результате, после бесконечных поисков, находим дверь в приемный покой… Олег под стрессом начинает дергать ручки всех дверей, кричать, чтобы привезли каталку… санитарки уводят меня под руки в палату, а его выталкивают в коридор. Через пелену боли помню стенки, выкрашенные до половины зеленой краской, санитарок в белых халатах. Кто-то гладит меня по голове, кто-то стягивает сарафан и переодевает в больничную рубашку, мне теперь больно все время, без перерыва, болит везде – спина, живот, ноги. Я сама по себе представляю шар, наполненный этой невозможною мукой. Я хочу только, чтобы все скорее закончилось. Пусть все скорее закончится.

В холле больницы Олег болтается от двери до двери. Его длинные ноги отмеривают четырнадцать шагов туда и обратно – длина коридора. К нему подходит бабушка-санитарка:

– Ну что ты маешься-то, сынок. Шел бы домой. Первый ребенок-то?

– Да… Когда она родит, а? Сколько ждать?

– Ну, первородка… тут тебе никто наверное не скажет, может, два часа, а может, и сутки… иди себе домой, выпей чаю с валерианкой. Авось, позвонят, когда все закончится.

Мне бы тоже пойти домой и пить чай с валерианкой. Ну почему мужчинам так просто жить на свете. Иди себе, пей чай, переживай дома на диване. А мне тут мучиться. Я лежу одна в палате, периодически заходят то врач, то медсестры, то санитарки.

– Сколько еще, доктор… сил нет… больно.

– Всем больно, милочка, все терпят, – врач, женщина холодная и уставшая, с желтыми мешками под глазами и пергидрольным цветом отбеленных волос.

Через час примерно… счет времени я потеряла, зашел другой врач, осмотрел меня, позвал санитарок, все засуетились, позвали еще врачей. На мои вопросы они отвечали только: «Расслабьтесь, дышите глубоко».

Решили стимулировать роды, мяли мой живот, проталкивали малыша, я почти теряла сознание от боли. Наконец, вот оно, мое счастье – слезы текли по щекам. Ребенок, мальчик, и, главное, мой!

– Какой он красивый, – осипшим от боли и криков голосом произнесла я, – прямо весь в меня.

– Ну, мамочка, – усмехнулась молоденькая санитарка, – от скромности не помрете, отдыхай, давай, дело сделано. Намучалась, небось. Ребеночек-то трудный попался, еле достали.

Меня везут в палату, где я, наконец, погружаюсь в такой желанный, безболезненный, отключающий реальность сон, чтобы видеть в нем моего мальчика, красивого, сильного и умного. Как его папа. Их вместе. И я тоже. Все идем, держась за руки, и смеемся. И весь сон такой легкий, спокойный, светлый. Наверное, то, что я испытала во сне, называется ощущением абсолютного счастья.

Меня разбудил скрип двери – медсестра. Оказывается, уже утро, как я долго спала. За дверью вижу лица мамы и папы. Но почему-то лица не счастливые, а серые, напряженные. Медсестра производит осмотр и уходит, а родители мнутся в сторонке.

– Ну как ты, дочка? – папа смотрит на меня, как будто ждет, что у меня вот-вот лягушка изо рта выскочит. Мама молчит, это так на нее не похоже. Потом не выдерживает и кидается с плачем ко мне на кровать. Я не понимаю ничего.