Валерия Нарбикова - Два романа. Инициалы. Султан и отшельник

– А ты как думал, тебе все игрушечки… а когда под тобой сдувается матрас, когда куклы, а брюками лес мыть, и еще… и еще неизвестно что, и когда я ничего-о-о о себе не знаю, да, ничего, с кем родилась, в чем? Нет, ты скажи, в чем главное, в чем родилась!

Само собой, через некоторое время она выдохлась и попросила воды. После первых торопливых глотков сказала:

– Поезд шел очень неровно и в тупике остановился, проехал немного назад, и тут я увидела чудовищную надпись на стене, ты не поверишь.

– Что именно? – спросил Сокра.

– Как ты думаешь?

– Дурак или что?

– Нет, не это, – сказала она.

– Дерьмо?

– Нет, там на стене висела табличка, представляешь, метро, туннель, рельсы и освещенная электрической лампой табличка: «женский туалет», это было так чудовищно.

– Там была дверь? – спросил Сокра.

– Никакой двери. Стена и на стене табличка.

– Я не хочу оставлять тебя здесь одну, давай вместе спустимся вниз, я должен выдать несколько книг.

– Иди один, я не пойду, – сказала Урна.

– Почему?

– У меня голова грязная.

– Нормальная голова.

– Говорю же, не пойду.

– Ты любишь меня? – спросил он.

– При чем тут это, – сказала она.

– Ответь, пожалуйста.

– Да.

– Что «да»?

– Отстань, а? – сказала Урна.

Помолчали, а потом Урна спросила:

– Как расшифровывается «метро»?

– Наверное, никак, зачем расшифровывать? – удивился Сокра. – Так можно все расшифровывать: стол, мыло, еще…

– Что ты ворчишь, я просто спросила; никак, так никак, – она легла поверх одеяла и чем-то захрустела.

– Чем это ты хрустишь?

– Я? – тут же проглотила. – Ничем. – И это ее развеселило.

Посмеялись.

– А здесь было что-нибудь такое без меня? – спросила она.

– Такого ничего не было. Два раза топили камин. Одна девушка мне принесла цветы.

– А дрова где брали?

– Соседний дом в лесах, там немного.

– Красивые цветы?

– Красивые.

– Они внизу?

– Внизу.

– А девушка красивая?

– Красивая.

– Она внизу?

– Внизу.

Больше Урна ни о чем не спрашивала, но через некоторое время Сокра сам сказал:

– Сегодня в цирке повесился медведь. Прямо в клетке. Служащие утром вынули его из петли.

– Хочешь, я что-нибудь для тебя сделаю? – спросила Урна.

– Хочу.

– Хочешь, я никуда не уеду?

– Хочу.

– Хочешь, мы прямо сейчас ляжем?

– Хочу. – Он усмехнулся. – Мне пора спускаться вниз.

Урна зевнула, пробежала вдоль горизонта и, когда утром Бр зацарапался в дверь, сонно ответила:

– Ну, встаю.

Бр протиснулся в комнату и замер.

– Ничего не будет, – сказала она ему, – это исключено.

Он не уходил.

– Ты что, по-русски не понимаешь? – Урна привстала на локтях.

Он надавил на нее рукой, и подошла очередь, и русская продавщица, выругавшись глазами, протянула без пяти триста грамм чего-то, и следующему без пяти грамм чего-то, и следующему… со всех перекрестков доносилась русская речь, и могла быть война.

– Я бы съела котлету, – сказала Урна.

– Интересно, с чего ты проголодалась? И потом котлета не русское слово, – ответил он.

Шел год, месяц, число, снег.

Через час будет светать.

Читатели гасили лампы.

Снег подтаял, проступили черненькие корявые знаки. Наст под окном походил на плохо отпечатанный газетный лист.

Мысль Сокра передалась девушке, только что закрывшей книги.

Подойдя к нему, она сказала: «Утро и газеты, вот гадость». Он взял у нее из рук книги и взглядом проводил до двери. Когда все читатели ушли, Сокра поднялся наверх и обнаружил в постели еще теплую вмятинку от Урны, не дождавшейся его. Он погладил вмятинку и вышел из библиотеки, цвета журнала «Весы» за 1909 год.

Лыжник, лыжня и снег

– А бриться не будешь? – спросила Урна.

– Могу, – ответил Бр.

– Но не будешь.

– Если хочешь, побреюсь.

– Мне все равно, – Урна отхлебнула из чашки кофе и протянула ее Бр.

– Пей, пей, я не буду, – сказал он.

– Почему, у нас же общая чашка.

– Потом.

– Потом я все выпью.

– И хорошо, что выпьешь.

– А вообще в том, что ты меня сюда завез, что-то есть, – сказала Урна, – я не очень на тебя сержусь. Ты паутину потрогай – нарочно не снимаешь?

– И пауков нет, откуда она, – сказал Бр.

– Пауки есть, и я их видела, и не одного, и не двух, и не трех.

– И не трех?

– И не трех.

Бр взял Урну за руку и стал водить по ее ладони пальцем: сорока-белобока кашу варила, деток кормила, этому дала, этому дала…