Господин Неруш говорит ему:
– Вставай, Пашка!.. Камень принес знаменитый…
А Пашка говорит:
– Идите вы до чертовой матери…
Тогда господин Неруш говорит:
– Это не камень, Пашка, а твоя мечта… Таинственный мир вечерней зари!
И на ладошке показывает камушек. Галичку рубина. Продолговатую. В боб величиной, цвета как кумач слинялый. [58]
А Пашка опять отказался. А когда господин Неруш стал крутить у него перед глазищами камушек и так и этак, тогда Пашка согласился.
Тут он встал с койки. Только у них опять вышел обратно спор с неизвестным барином. Барин говорит:
– Ты мне сделай эмблемой… Символом мне сделай. У самоцвета, видишь, тон разный: тут вот посветлей, а тут потемней… Вот ты и сделай мне этот кристалл, чтобы он был, как сердце женщины изменчивой…
А Пашка… Он всегда обхождение грубое имел.
Он говорит:
– Это – не кристалл, а окатыш… Банкльоком делать не стану. Ни шиша понятия не имеете!..
А господин Неруш сказали:
– Надо банкльоком… Чтоб вес не потерялся у камня.
А Пашка отвечает:
– Плевал я на вес, если я вижу, чего камень требовает…
Ну, а потом меня соседка кликнула, Мария Тимофеевна, и я вышла. Вот как перед истинным богом, чуяло мое сердце, что не к добру пришел этот господин!
А потом господа ушли, и Пашка сел гранить. Хоть вы и говорите, что это к сему делу не относящееся, а я вам скажу: он бывало и раньше, когда еще китаец у него, поименованного, жил, тоже цельные ночи за станочком высиживал… Вот [59] смехи-то были!.. Китаец ни бельме по-русски, а Пашка того хуже по-китайски. Лопочут ни весть что и каждый своё, а больше руками разговаривают.
Китаец учил Пашку китайской огранке, а Пашка китайца – русской… Вот смехи!.. Пашка был мастер, действительно – что, очень аккуратный. Шарик если огранить, прямо удивительно до чего круглый. Положишь его на стекло ровное, а он (поименованный) (Белоглазов), не Белоглазов, а шарик всё перекатывается да перекатывается, словно живая в нем сила или деймон какой, Дух нечистый. Даже страхи возьмут. Нет, чтобы в церковь Пашка ходил, этого я не замечала.
Ночь на 23 октября 1906 года Павел Белоглазов все гранил, даже мешал квартирантам моим спать. И цельную ночь пел песни. А у него уж обычай такой: если песни поет, – стало быть, веселый. Ну, а если молчит…
Цельную ночь гранил, а утром беспросонья вышел весёлый, опять же обратно и говорит:
– Мамаша, имейте в виду, я каплю крови им сделал…
Он это в шутку всегда меня «мамашей» называл.
А сами посудите, какая же я ему мамаша, ежели ему двадцать восемь годов было?
К чему он сказал про каплю крови, – этого я уж не знаю. Конечно, может быть, он какой намек делал или уже заумышлял что, – про то я не ведаю.
Только в скорости пришли опять же обратно [60] господин Неруш (вышепоименованный) и неизвестный (безносый) господин. Об чём они говорили, – я не знаю: по хозяйству была занятая. Только одно скажу: про женский пол Пашка разговоров охальных не любил. Женщины к нему не ходили. Вот годов пять назад к нему ходила одна девушка, модистка. Соседки сказывали, что её Варькой звать. Такая чернявая вся. Как цыганочка. Позже я её не видала. Сказывали, с купцами уехала. А после её уезда он девушек больше не приводил, даже боялся. Хоть за красоту свою мог иметь их сколько хочешь.
И ничего я больше не знаю и не ведаю. И неоткуда мне больше знать про разные дела.
Разговоров промежду мной – вдовой Поповой – и поименованным гранильщиком – Павлом Белоглазовым – никаких больше про каплю крови не было.
К сим показаниям руку приложила собственноручную вдова Попова.
Купец первой гильдии города Екатеринбурга Исаак Федорович Неруш показал:
– Действительно, я приходил к гранильщику Павлу Белоглазову 22 октября 1906 года. Приходил я не один, а с московским купцом первой гильдии Василием Тарасовичем Ненашевым, – моим компаньоном по скупке на Урале драгоценных камней. Ненашев принес Белоглазову гранить камень – рубин, купленный у неизвестного нам старателя. Камень имел веса пять каратов. В камне [61] были недочеты. Он был формы продолговатого боба. Как каждая галька (окатыш), камень был сверху матовый, шероховатый, блекло-красного цвета. Один конец его был посветлее, середина темноватее, а другой конец тёмно-красный, даже с синеватым оттенком. В виду такой природы камня, господин Ненашев хотел огранить рубин банкльоком, т. е. продолговатой овальной формой, с одной стороны заостренной слегка. Действительно, Ненашев – купец первой гильдии – говорил, что желает иметь камень-эмблему, символ (что значит: намёк, выражение). Ненашев хотел подарить данный камень этуали (певичке шантана, а шантан – это ресторан, где поют, танцуют и пляшут) Луизе Каторс, которая приехала сюда, в Екатеринбург, на гастроли в Харитоновский сад.
Читать дальше