Ирен Штайн - Невиновный

Телефон в кармане издал два коротких писка, сообщив о низком уровне заряда и заставив меня подпрыгнуть. Вот же осел, идиота кусок! Кредиткой, значит, не стал расплачиваться, при этом таская с собой маячок для всех спецслужб земного шара. Странно, что никто из этих самых спецслужб еще не додумался его отследить.

Вот фото с корпоратива – помнится, там я здорово набрался. Вот я на рыбалке, снимает мой условный приятель. Вот на вечернем пляже, тоже пахло морем. Вот с сестрой и ее семейством – не удалил, опасаясь, что эта клуша как-нибудь прознает. А вот и Верочка…

Я знал, что листаю снимки на тусклом экране не затем, чтобы вспомнить жизнь, которую потерял, а чтобы дойти до этого фото, будто бы случайно, ведь специально смотреть нельзя. Верочка улыбалась, кокетливо отводя в сторону подол платьица – и где научилась, ведь явно не у матери. Тоненькие губы приподняты в улыбке, глаза светятся, искрятся. Всякий раз, когда я «случайно» натыкался на фотографию, понимал, что эта поза, этот взгляд были адресованы фотографу, то есть мне. И от этого по телу пробегала дрожь.

Сестра хотела, чтобы я, наконец, увидел в детях счастье. Потому при каждом удобном случае поручала мне присмотреть за Верочкой, забрать ее из садика – все равно у меня есть… была машина. Сейчас я ненавидел ее за это, тогда же соглашался, даже если приходилось брать лишний отгул. Мне удастся привнести ребенку нечто хорошее, заложить в ней основы будущей личности, научить ее тому, что выше ума ограниченной курицы. Было много предлогов. Я до последнего отрицал, что готов сидеть в сестриной однушке, давно не знавшей уборки, не из высших побуждений и альтруистических идей. А в основном ради тех моментов, когда Верочка взбиралась ко мне на колени, чтобы сидеть повыше за столом с разложенными кусочками пазла или цветными карандашами. Ради тех моментов, когда я мог чувствовать прижатое ко мне маленькое тельце, ощущать, как ее ручонки обвивают мою шею в благодарность за очередной подарок, и как на моей щеке огнем загорается след от поцелуя. Я отрицал, что хочу впиться в эти губы, безнаказанно и беспрепятственно, отрицал и пришедшее вдруг понимание, что добиться такого можно лишь одним способом…

Где-то заскрипела ветка, заставив боязливо поежиться. Ветер своевольно разворачивал кроны акаций, почерневших от дождя, и казавшихся мертвецами, воздевшими руки к небу. Спрашивается, зачем? Если о чем-то попросить, то бесполезно – там давно все оглохли. Или они глухи только к просьбам таких, как я. Если так, то небесные жители – редкие сволочи, иначе не скажешь. Создали дефективную подопытную крысу, и наблюдают, кому она раньше причинит вред – другим или себе. Я подбросил в огонь пару уже просохших веток из кучи неподалеку, и языки пламени вспыхнули сыто и довольно.

Телефон снова издал предупредительный писк – странно, что еще хватило заряда. Десять пропущенных от сестры. Я не слышал их, ведь с момента покупки средства связи не снимал его с беззвучного режима. Звонили мне крайне редко и в основном с работы, потому отвечать на эти звонки, будучи не в офисе, я не видел никакого смысла. Сестра, наверное, десять раз набрала мой номер в присутствии какого-нибудь опера, которому плевать на нее и все ясно со мной. Все предельно ясно, какая статья и срок, хоть он меня еще ни разу не видел. Ясно, что со мной сделают в камере в первую же ночь, и ему это кажется справедливым. Конечно, при наличии стольких свидетелей ежу понятно, что приговор вынесут не в мою пользу. Но ведь они ничего не видели, кроме…

Тусклый экран погас, мигнув напоследок логотипом производителя. На секунду замешкавшись, я бросил ставшее бесполезным устройство в огонь. Плевать. Пусть горит синим, точнее, зеленоватым пламенем, вместе с моей прошлой жизнью и фотографией Верочки в белом платьице… Как у невесты. Болезненная, жестокая ирония, от которой челюсти сводило до скрипа зубов.

Ветер принес отдаленный собачий лай. Шороха колес с моста уже давно не доносилось – жизнь в этом Богом забытом месте окончательно прервалась. Не считая, конечно, меня и той собаки, что выла теперь, словно над покойником. Глаза слипались от нового за последние несколько дней ощущения тепла и сытости. Я хотел видеть сны и боялся одновременно. Пробуждение не прогонит кошмар, а станет им. Так странно! Но, наверное, рано или поздно это должно было произойти. У таких, как я, не бывает хеппиэндов.

***

– Но, лошадка, но!

Девочка в джинсовой юбочке устала. Ее больше не привлекала игра, и она остановилась перевести дух или предложить другую. Подружки, увы, не отличались фантазией – им хотелось продолжать бег сквозь пожухлую траву, чтобы ветер свистел в ушах, а грудь наполнялась терпким осенним воздухом, будто парус. Но лошадка остановилась, не имея сил сдвинуться с места. «Загнанных коней пристреливают» – мелькнула тогда мысль в моей голове, и я улыбнулся ее абсурдности, несмотря на пробежавший по спине холодок.