Александр Андреев - «Американка» и другие рассказы

Мы ездили в Харьков на день, там несколько моих старых друзей, которых давно не видел. Дорога часа два и всю поездку я оценивал свою жизнь и возможности.

После конференции попросил старейшину Босса, с которым мы были миссионерами в Горловке прошлым летом, чтобы он благословил меня (помолился надо мной). Не хватает присутствия Бога и утешения. Внешне незаметно, но мне почему-то очень с т р а ш н о.

Решил, что буду звонить Алин раз в неделю. Дорого и нельзя больше (мы не можем друг другу звонить по миссионерским правилам). Но я не хочу ее потерять или забыть. Часто не могу понять, где заканчивается вера в Бога и любовь к Нему, и начинается любовь к Меган и вера в нее. И то, и другое очень Светлое чувство и каждый раз, когда Бог или Меган Алин далеко и я давно не чувствую их присутствия, появляется страх.

После возвращения из Харькова, я позвонил ей и рассказал, что надумал. Поделился планами на наше будущее. Мы говорили около тридцати минут. Она выслушала, а потом сказала, что я думаю только о себе, но, тем не менее, она верит моей искренности и в то, что я действительно ее люблю. Когда мы говорили о будущем, Меган засмеялась и грустно прокомментировала: – У нас в Америке есть хорошая пословица: «Птица может любить рыбу, а рыба птицу, но где им жить?» И добавила: Миссионерка может любить коммуниста, но где им жить?

Меня пугают ее слова. Маленьким всегда особенно слышал, когда кто-то дорогой уходил надолго или навсегда. Особенное чувство: ты говоришь с человеком, потом прощаешься, вроде бы все как всегда, а затем замечаешь, что очень громко слышишь уходящую поступь. Не обычный стук ботинок, не обычное шуршание песка, камней или земли. Надолго. Может быть, навсегда. Последний раз, когда я видел бабушку, перед тем как она умерла, я слышал эти странные шаги и страшные звуки. Помню, над больницей летали и громко кричали грачи, казалось их тучи и они кружили под серыми вечерними тучами над больницей, которая сама была как черная туча. Мы уходили. Через пару часов был наш последний поезд домой. Дедушка в последний раз написал на запотевшем окне смешное прозвище, которым меня называл и улыбался. И я больше его никогда не видел. Бабушка умерла, когда я служил в армии, потом ушел и дедушка.

Она называет меня коммунистом, потому что я был строг на репетициях наших сценок на английской практике, а еще запрещал ей и сестре Павитовой на служении в интернате носить тяжелые камни. Запрещал сидеть на холодном. И всегда хотел носить ее рюкзак. Алин хочет, чтобы я начал серьезно изучать английский. Я буду, хотя в какой уже раз начинаю жизнь заново.

Позавчера долго говорили утром. Уже несколько раз просила меня не звонить до мая. Тяжело обоим. Ее голос так близко: так больно и так не хватает ее голоса.

Все хорошо с миссионерскими беседами, люди добры и доверяют. У меня много грехов, но я буду служить изо всех сил. Вчера кто-то звонил, и я думал, что это сестра Алин, поэтому перезвонил. У нее больше веры, чем у меня. Ради нее я готов отказаться даже от миссии, даже от возможности в будущем, помогать Андрею и Арине. Бог не может нам помочь, если мы не делаем то, что должны. Она сказала, что плохо спит и думает, на каком языке будут говорить ее дети. Болела два дня и просила меня не звонить до мая, и не писать, потому что – ей больно. Напомнила, мы не можем надеяться получить ответы на наши вопросы о будущем, если не соблюдаем тех правил и заповедей, что даны нам на миссии, и что я должен терпеть четыре месяца ради Вечности. И, конечно, я согласился, пообещал. Но утром сегодня… Пять или шесть раз просил Бога помочь мне из-за боли. Бог молчит, наверное, из-за моих грехов, а я умираю без нее. Каждый вечер, после совместной молитвы с напарником, когда он уже ложится спать и засыпает на своей кровати, я иду на балкон и сажусь на пол. Знаешь, в Санкт-Петербурге поздно темнеет весной и поэтому не видно звезд. А здесь они есть. Я смотрю на них и молюсь с открытыми глазами. Завтра мы кому-нибудь поможем, как помогали сегодня. Но мне нужна Светлая Алин. Я боюсь шагать в темноту. Пожалуйста, пожалуйста, позвони мне, как сможешь…

16 апреля 2003 года

От Меган к Саше.

E-mail: Hi Sasha, I think you can write to me in Russian to hotmail. Ooops! Я забыла русский. Я получила очень хорошее письмо от сестры сегодня. Она любит меня. И она сказала: «Скажи Андрееву спасибо за его письмо. Он очень добрый и я надеюсь, когда-нибудь познакомлюсь с ним». Да. Я была удивлена. Я очень счастлива сейчас. Знаю, что я должна быть на миссии до августа. Написала семье об этом, они поймут. Мой папа тоже писал мне интересное письмо. Буду послать тебе, хотя не будет очень понятно. Я так хочу дать тебе все, что у меня есть: мою семью и моих друзей. Я буду послать тебе тоже открытку хорошую от подруги (Desiree), она художница и я люблю ее всем сердцем. Мы познакомились в Лондоне. Спроси у моей сестры, кто мой самый любимый человек в мире, кроме нее и она ответит: «Desiree». У папы проблемы сейчас, он говорит, что они связаны с его призванием в Церкви (президент Кола). И он не говорит даже с мамой об этом. Хочет, но не может. Мой папа очень хороший человек, такой, как и ты. Я не буду писать все. Еще там в письме – не важно… Просто хочу дать тебе все, что важно мне. Больше и больше – это просто ты. Love, MAB.