Алексей Ефремов - Как я вернулся в отчий дом и встретил сингулярность

– Они мне говорят: «где я вам сдачу с тысячи возьму с утра?», а я им: «ну вы же в магазине работаете, вы же продавец! Это не моя дилемма, где вы, вашу мать, сдачу возьмёте! Вы либо свою работу делайте как следует, либо увольняйтесь!», – распалялась Софья Васильевна. – И почему некоторым людям всегда нужно указывать на их место? И не смотри на меня так, Георгий. Я, может быть, глаза этой халде открыла на всю жизнь её бесполезную! Она, может, теперь и впрямь пойдёт, уволится да дельфинов рисовать начнёт или медуз. Ну не смотри на меня так, Жор. Влюбился будто. Господь всеобъемлющий, там пробка какая, глянь!

А он смотрел не на пробку, а на неё, на Софью Васильевну. Называя его Жорой, пусть даже делая это своим противным, звонким голосом, она Дворовому словно вены вскрывала и пускала кровь. Он тогда становился мягким и тягучим, почти как плавленый сыр, качества, правда, не самого лучшего. А когда Софья Васильевна при разговоре еще и зрачки свои от недоумения вверх уводила, так и вовсе пробуждала в мужичке всё самое неприличное, о чём он ни с кем и заговаривать не смел.

– Свисток свой разинут – и поехали! – не унималась начальница. – Ну, что за бабы. Точно в танке, вашу ж мать! Вот из-за таких красавиц цельнометаллических всё отношение к женщинам за рулём и выстраивается. Муженёк мой всегда, когда шалаву какую на водительском сидении видит, так рвотный рефлекс в себе пробуждает. Думаю, не дай Господь узнать ему, что я на права учиться собралась. Он же меня тогда в машине законсервирует и в гараже первом попавшемся закупорит!

– Он что у вас, Софья Васильевна, совсем изверг что ли?

– Мужчины, Жора, они всегда изверги. Просто кто-то это хорошо прячет, а кто-то знает, как этим управлять. Есть ещё третьи. Те вообще психи ненормальные. А мой – всё и сразу. У нас не дом, а поля боя ежедневное.

– А у меня матушка говорила, что женщина в доме – творец. Что, мол, она только и знает, как погоду в доме наладить, как настроение мужу правильно задать, как повлиять на него. Когда ситуация требует, конечно. Хех, она жалела ещё иногда, что сыновья у неё родились, мол, некому навыки эти женские ей передать.

– Повлиять… На что мы вообще повлиять можем? – Софья Васильевна посмотрела на Дворового сосредоточенно и не моргая. – Если бы всё так просто было. Человек – безвольное созданьице, запомни, дорогой мой товарищ! Вот ты, например, делаешь шаг на север, а Земля под тобой крутанулась – и ты уже на северо-западе. И идёшь совсем не туда, куда вроде бы направлялся. Знаешь, говорят в народе: хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Так и тут.

– Так это если бы все этой поговорке следовали, ничего бы хорошего, Софья Васильевна, с миром и не сталось бы. Никто бы ничего в мире этом не менял, никто бы никогда ничего не добился, только в Бога и веруя.

– Ну вот ты же ничего не добился. Или что, морда твоя смазливая – это главное достижение к сорока годам?

Дворовой сглотнул слюну.

– А чего это не добился? Я тут, как видите, сижу в машине, хоть и не своей, конечно, но в красивой и дорогой! Катаю на ней женщину. Привлекательную. Умную, – протянул мужчина. – В самом расцвете лет.

– Зубы тебе бы повыбивать за такие слова, Дворовой! Останавливай, приехали.

Начальница вышла из автомобиля и направилась к оформленному мрамором крыльцу размашистого здания, у которого суетились несколько мужичков в костюмах и с одинаковыми, как на подбор, выпирающими животами. Они по очереди кивнули Софье Васильевне, собиравшейся уже открыть дверь, но прежде, чем это сделать, она оглянулась, посмотрев вправо и влево, будто намереваясь переходить дорогу. Дворовой знал, что она так сделает и знал, какой её жест будет следующим: входя внутрь здания, она непременно проведет пальцами по лбу, как бы проверяя, не выбилось ли из-под плотно стянутого на голове пучка несколько волосинок. Рядом с этой женщиной Жора научился быть проницательным и подмечать вещи, на которые бы, наверное, ни один мужик в жизни внимания не обратил. Он знал, каким пальцем она водит по экрану смартфона; как кривит губы, когда собирается выйти из машины и даже научился – с точностью до 99 процентов – предсказывать, когда именно она скажет своё любимое «вашу ж мать» и в какой момент ничего подобного с её раздутых губ сорваться не может. Он, считай, был членом её семьи, человеком, которому доступны вещи куда более интимные, нежели её рогоносцу-супругу.

Тогда Дворовой ещё и подумать не мог, что очень скоро ему чуть ли не лично в руки будут переданы грязные свидетельства нечистоплотных похождений его шефини. И расскажет о них ему не секретарша Ася, прожигающая людей своими толстенными линзами очков, не завистницы Софьи Васильевны, шуршащие конфетными обёртками за плотными дверьми кабинетов департамента, и даже не мужики, дымящие на крыльце и закашливающиеся от сигаретной пыли в лёгких. Дворовой узнает об этом способом весьма причудливым, который кроме как неким таинственным вмешательством потусторонних сил, пожалуй, и не объяснишь.