Марина Сушилова - На троих, или Есть ли жизнь на?..

Но зато и обмен рецептами, взаимовыручка и настоящая дружба на всю жизнь начиналась именно здесь. И не только среди взрослых. Тут, в общем коридоре и песочнице перед бараком, происходило общественное воспитание оравы все нарождающихся ребятишек. Так как комнатушки были крохотными, то детвора сайгачила или в длинном коридоре, или на улице перед зданием под присмотром мамаш, которые сменяли друг друга, находясь на своеобразном дежурстве. Таким образом, ребятишки воспитывались коллективно и разнообразно, в соответствии с педагогическими представлениями очередной дежурной.

А какие праздники справлялись в общежитие! Столы, приставленные друг другу длинной линией в коридоре, ломились от изысков. Музыка гремела. И странное дело, взрослые веселились, а детвора мирно посапывала в кроватках под музыку, смех и топот родителей!

Что там говорить? – Детвора не реагировала и на звуки снарядов, разрывающихся во время стрельб на танковой директрисе, находящейся всего в трех километрах от жилья. Стены барака ходили ходуном от взрывной волны, бывало, валились книжные полки, шатались шкафы, а дети спали, как ни в чем не бывало.

В аптеку надо было проделать путь по лесу четыре с половиной километров туда, и столько же обратно в ближайший поселок. В поселке же находились магазинчики, кабинет врача, а также остановка автобуса, на котором можно было уехать при необходимости в госпиталь. (Надо сказать, что до госпиталя было 70 километров). В самом же городке из транспорта были только детские коляски, которые весело катились с горы по дороге туда; и которые приходилось толкать всем своим весом мамашкам, обвешанными сумками, в гору обратно. Но сказано же мудрыми, что ничего так не сплачивает людей, как совместные трудности. Жили весело и дружно. И утром вставали по одному будильнику. Да, да, такая была слышимость: «…как известно, фанера – лучший проводник звука», – выражаясь фразой из бессмертного творения Ильфа и Петрова.

Правда, случались и казусы. Надо сказать, что в этом же бараке, который командирам казался, наверное, резиновым, умудрялись проживать не только восемнадцать семей (при этом, количество детишек год от года прибавлялось), но и три холостяка, а также две одинокие девушки из числа вольнонаемных. Холостяки отличались в основном тем, что вечерами один из них брал пачку соли, заходил на общую кухню, с зычным объявлением: «Меняю соль на ужин!». – На что, получал от сердобольных хозяюшек предостаточно жаренного и пареного не только для себя, но и для двух других поджидающих его голодных оболтусов. Они, конечно, могли питаться в солдатской столовой, но предпочитали домашние разносолы. А еще, время от времени (ну, примерно раз в полгода), холостяки устраивали уборку в своей комнате, при которой к двери подгонялась и заполнялась пустой тарой из-под пива и водки тачка, и направляемая толчками и матом, тащилась к помойке. Впрочем, мат звучал уже далеко за пределами общежития и никогда не достигал детских ушей. Но кряхтение сквозь сцепленные зубы в пределах барака, не делало картину менее живописной: звенели и брякали бутылки, скрипела перегруженная тележка: «Куда ты? К дорожке давай! Сейчас все свалится!» И, действительно, сваливалось, разбивалось, подбиралось, грузилось на тележку снова, ну, и так далее.

Две девушки проживали тихо и почти незаметно. Они крайне редко появлялись на общей кухне, почти не участвовали в бурной жизни общежития; у них не было детей и мужей, которых надо было удивлять кулинарными шедеврами, обстирывать, выглаживать, начищать до блеска, короче, холить и лелеять. Где и как они проводили свободное время, было неизвестно. Но один эпизод бросил тень (возможно, безосновательно) на девушек и слегка пошатнул безразличное отношение к ним женской части барака.

Дело было так. Новый Год встретили весело и с огоньком (в виде салюта из ракетниц), потанцевали, убрали со столов, а потом и самые эти столы, табуреты и посуда разбрелись по комнатам общежития. Стало тихо. Из сладких снов, вызванных отчасти хмельными парами, стал вырывать стук поочередно в каждую дверь и тихий, вопрос: «Олег не у вас?»

В бараке проживала красивая пара: оба высокие, подтянутые, с привлекательными чертами лица, она – блондинка, он – брюнет. Фамилия выдавала в нем уроженца донских земель. Что и говорить, если бы женщины не были так поглощены своими мужьями и заботами, а он – службой, могло бы разбиться не одно сердце. Видимо, проказливому Амуру стало совсем скучно в этих стенах, и чтобы совсем не потерять квалификацию, он решил запустить стрелу наобум.