– Но мне нужно сшить костюм, – веско сказал Вольдемар. И закончил категорично: – Я не хочу на твоей свадьбе выглядеть как дешёвка!
Сказав то, что хотел, Вольдемар легко спрыгнул с подоконника и с достоинством вынес своё тело из комнаты.
Оленька дышать забыла, пока ожидала развязку этой сцены. И теперь она с шумом выпустила воздух из лёгких, провожая Вольдемара взглядом, полным восхищения.
– Потрясающий экземпляр! – прошептала она.
– И никакой ботокс не нужен, – кивнула Вивиан. – Я же тебе говорю – исключительно лёгкий. Как йогурт!
Тела переменили позы, но только слегка. Им было комфортно, и потому причин прерывать такую содержательную беседу не было. Тем более, что беседа такая хороша своей открытостью: вот куда взгляд упёрся, о том и говорят. У тюрков это называлось акын – что вижу, о том и пою.
День набирал обороты, требовал к себе внимания – и получал его от каждого ровно в той степени, какую определял он же.
Один из крупнейших частных банков мегаполиса работал по той же схеме: здесь можно было взять – и обязательно нужно было отдать. Прийти сюда просто так никому бы и в голову не пришло. И фасад здания, и интерьер были скроены и сшиты в соответствии с пословицей «по одёжке встречают». Точка. Закончить хрестоматийно было бы рискованно, поскольку провожали из этого банка далеко не по уму и даже не по связям или обещаниям. По другому провожали.
Впрочем, к Сергею Ивановичу, который уже десять минут сидел в просторном холле банка, это имело отношение косвенное. Сейчас его вообще занимала лишь одна мысль, которую он, судя по выражению его лица, думал. А вот его спутник Яков Михайлович скучал. И как-то сразу можно было понять, даже не знакомясь с ним, не втираясь в доверие, не распивая водочку в личной бане, что Яков Михайлович – специалист и профессионал, и неважно даже, что с первого взгляда непонятно, в чём именно. А вот про Сергея Ивановича этого не сказал бы никто. Хотя – вот ведь странность! – что-то неуловимое, но ощутимое выдавало в Сергее Ивановиче заказчика, а в Якове Михайловиче – исполнителя.
– Ну, вы же спец, да? – сказал Сергей Иванович, заметно волнуясь.
– У вас есть мои рекомендации, – ответил Яков Михайлович с той долей снисходительности, которая сразу показала, что вопрос прозвучал не в первый раз.
– Да, да! – торопливо закивал Сергей Иванович и тут же настойчиво продолжил уговаривать собеседника: – Вам же всё вот в этом понятно сразу, да?
Яков Михайлович так высокомерно глянул на Сергея Ивановича, что тот про себя твёрдо решил умерить пыл. Но поскольку слову своему он был не хозяин, ровно через десять секунд снова прозвучал всё тот же вопрос:
– Ну вы же спец, да?
Яков Михайлович подавил вздох усталости.
– За всю мою долгую – уж поверьте! – практику ни у кого из клиентов ко мне претензий не было, – с достоинством произнёс он то, что хотел услышать Сергей Иванович.
Яков Михайлович явно понимал, что слова его мало значат сейчас для Сергея Ивановича: он по опыту знал, что если человек хочет бздеть, он это делать будет. Выручил Якова Михайловича Вольдемар, который вошёл в банк быстро, увидел обоих сразу, направился к ним легко.
Вольдемар невероятным образом преобразился за прошедшие несколько часов. Сейчас это был не надменный пустоголовый жиголо, но молодой муж, принимающий судьбоносные решения, покоряющий города и иногда отрубающий головы.
– Андрей! – зачем-то вскинул руку вверх Сергей Иванович и подскочил навстречу Вольдемару.
Андрей (а зовут его именно так) улыбнулся привычной, ничего не говорящей улыбкой и, приблизившись, пожал протянутую потную руку Сергея Ивановича.
– Рад, что вы наконец решили приобрести то, что когда-то принадлежало Кокто, – сказал Андрей в качестве приветствия.
– Кто-кто? – не расслышал Сергей Иванович.
– Кокто, – повторил терпеливо Андрей, потом посмотрел на Сергея Ивановича и, явно сжалившись над бедолагой, с едва заметной ноткой снисходительности пояснил: – В 1925 году дом Картье выпустил кольцо в виде трёх переплетённых колец из платины и золота жёлтого и розового цвета. Оно, собственно, и положило начало культовой коллекции «Тринити».
– И кольцо это придумал французский режиссёр и поэт со славной французской фамилией Кокто, – внёс-таки свои три копейки Яков Михайлович.
Андрей с улыбкой достал из кармана коробочку, открыл её и картинно залюбовался кольцом, всем своим видом давая понять, что остальные могут присоединиться к нему в этом увлекательном и бесполезном занятии.
Читать дальше