Петр Богдан - Легенда о водяном коне. Часть II. Забытое мстит всегда

Чай нагрелся быстро. Несколько минут мы почти молча наслаждались горячей влагой, уплетая шоколадные конфеты, которые я в изобилии привез из города.

– А ты, Саша, веришь, что это был именно водяной конь? – вдруг спросила, неожиданно задумавшись о чем-то, Татьяна Федоровна. Чашка с дымящимся чаем замерла на полпути между столом и ее губами.

– Разве мне остается что-то другое? – с улыбкой пожал плечами я. – Все произошедшее со мной сном назвать – увы! – как бы я того не жаждал – невозможно. То, что рассказал мне этот биолог – Вадим – единственное объяснение, и, за неимением другого, я вынужден принять его. Тем более, что, на мой взгляд, оно вполне подходящее.

– Ну, а как на счет кары? – заметила Марина, – В чем была виновата несчастная Света? Или Дэн? Я не понимаю.

– Ну, как тебе сказать… – я немного задумался. – В свое время я немало размышлял над этим. И здесь есть множество вероятных ответов. Во-первых, никто из погибших в Бога толком не верил, что, само по себе, уже великий грех. Во-вторых, кто знает, как они были грешны помимо этого греха? Денис, например, по христианской морали был порядочный прелюбодей, – Марина при этих словах прыснула. – В-третьих, в Индиии есть понятие кармы – совокупности влияния поступков человека в его прежних воплощениях. И, кто знает, если это правда, может быть все они были наказаны за прегрешения в прошлых жизнях? В-четвертых, есть понятие ответственности за поступки отцов и дедов (в христианстве в том числе), то есть они могли пострадать за вину своих предков.

– Да… – заметила как бы сама себе Татьяна Федоровна, – интересно все же было бы узнать, есть ли что-нибудь там, за порогом жизни…

– Нечто наверняка есть, – осторожно заметил я. – В некоторые моменты жизни это чувствуется особенно остро.

– Конечно, – согласно кивнула Татьяна Федоровна, – что-то существует, более мудрое и разумное, чем мы. Но если бы знать наверняка…

– О, Татьяна Федоровна! – рассмеялся я. – Если бы люди все знали наверняка, они вряд ли бы подвергались искушениям. Понятие греха тогда бы давно исчезло. Бог, Провидение, Абсолют – называйте это как хотите – был бы постижим. Такая жизнь, по-моему, была бы весьма скучна.

– Ха! И это я слышу от будущего коммуниста?! – с наигранным пафосом воскликнула Марина, – и где же твой праведный атеизм?

– Мой атеизм всегда со мной! – я строго посмотрел на нее. – Я всегда его ношу в правом заднем кармане джинсов.

– А ну-ка, покажи! Не верю!

– Не веришь? Ну, смотри же! Сейчас я достану из своих широких штанин самый большой атеизм из всех, которые ты когда-либо имела честь лицезреть! – я привстал и полез в карман. – Но где же он? Странно. Отправляясь в поездку, я кладу его именно в этот карман джинсов! Может быть, я его случайно положил в задний левый карман? И там нет! – я с удивлением развел руками. – Может быть, я положил его еще в какой-нибудь карман? – с этими словами я лихорадочно принялся шарить по всем своим карманам, изо всех сил изображая на лице растерянность и испуг. Марина смеялась от души. Татьяна Федоровна тоже не смогла удержаться от улыбки. Наконец, запыхавшись, я перевел дух и в бессилии опустил руки.

– Увы! Должен признаться, по всей видимости, я совершенно случайно оставил его в своей кандидатской книжке. Хотя, – я подмигнул Марине, – для желающих побыть с Матушкой-Природой наедине, он был бы третьим-лишним.

– Да, – вдруг с каким-то энтузиазмом согласилась Татьяна Федоровна, – атеистом легко быть в городе, среди суеты мирской. Но здесь, на свежем воздухе, в лесу – так и чувствуешь, как какие-то силы вливаются в тело. И душе иногда так и хочется вверх, вверх к облакам.

– Боже мой! – я всплеснул руками, – Татьяна Федоровна, признайтесь, в молодости вы, наверняка, писали стихи!

– Признаюсь, – покорно улыбнулась Татьяна Федоровна. – Еще студенткой. И знаете, ребята, когда я их писала, меня охватывало самое настоящее божественное (она подчеркнула это слово) вдохновение.

– Прочтите что-нибудь! – попросила Марина.

Татьяна Федоровна грустно усмехнулась:

– Хотела бы. Да уж не помню ничего. А тетрадки со стихами выбросила раз, после ссоры с мужем. Теперь вот жалею, локти кусаю, да поздно уже. Но вот что интересно: состояние, в котором я писала стихи, я помню очень хорошо, и состояние это было удивительное, до того светлое и чистое – что в нем и нет сомнения – Бог есть, и он несет счастье, и он добр! Жаль, что после него снова охватывали сомнения – вокруг всегда было столько жестокости, и так называемая «настоящая» жизнь просто переполнена грязью и гадостью.