Анатолий Давыдчик: Тюрьма

– Мужики, значит так, сумари ставим под общак, чтоб каждый знал, что и сколько лежит. Брать только на хату, остальное разберемся, – командую я.

Резко зашумели ключи и тормоза распахнулась, помимо коридорных в проеме стоял по всей видимости ДПНСИ и дежурный опер.

– Так что тут у вас? – Грозно вопрошает ДПНСИ.

– Ничего, начальник, просто власть поменялась, – как-то весело отвечает Гестапо.

– Тааак, – тянет время дежурный помощник, – этих в боксарь, завтра разберемся, – он тычет пальцем на потерпевшую пятерку. Те, как-то бочком, засеминили на выход. И тут в соседней камере кто-то заколотил в двери.

– Начальник, выводи!!! Убивают, начальник! – верещал чей-то голос.

– Тьфу, блядь, революционеры, – плюется на пол ДПНСИ, – закрывай, на хуй! А вы бегом к стене, порядок знаете – рявкает он на блатных. Ночь прошла в бумагописании. Отписав всем, кому надо, переговорив с Мастером с соседней хаты и обсудив варианты развития событий, уже под утро, решили вздремнуть. В камере соблюдалась тишина, все что-то ждали, и только нашей компании было уже плевать. За час до проверки меня разбудил Гестапо. – Давай, Сапер, день трудный – чифирнем пару раз. Пайку Лесик получил, пока тихо, прогонов не было, дорожников заменили, – вкратце обрисовал он ситуацию.

Пока гоняли кругаль по кругу, возникла шальная мысль – Мужики, сто к одному – смотрила припрется. Это хач, может его того?

– Гринпис скалится, – хорош чурка – мертв чурка!

– Давай, один хуй терять нечего, прем до талого.

До проверки успели заныкать телефоны, отнятые у блатарей, да еще разок чифирнуть. С лязгом распахнулись тормоза:

– Выходи строится! Все, я сказал! – продольный держал в руках карточки, значит надолго. Выходим, лицом к стене, и началось – офицер называл фамилию, в ответ подследственный называл имя, отчество, статью и в камеру. В конце продола стояли две девушки с собаками, но не очень милыми. Когда уже все были в хате, меня и Геса оставили в коридоре.

– За мной! Руки за спину! Не отставать! – скомандовал старший смены и повел нас в конец коридора, где была то ли комната то ли закуток, в простонародье – козлятня.

– Заходим! – командует старшой, и закрывает дверь. Перед нами майор, почти двухметрового роста и с глазами людоеда.

– Ну, рассказывайте, – я – начальник режима, майор Копылов. И не вздумайте пиздеть, угандошу!

Мы переглянулись и я начал рассказ. Рассказывал долго, минут двадцать, под конец закончил, – нам, гражданин начальник, все равно аминь, но эту шерсть давили и давить будем, вот так вот. А, если буча на централе будет, так, если надо, я лично отвечу….

Копылов подождал минуту, – Все?

Мы кивнули.

– А теперь, слушай сюда, Чегевара хуев. Фартовые вы – наши интересы совпали. На крайний случай поддержка будет, а так сами. Начали, так заднюю не врубайте. Начальник держит все на контроле, щас с вами еще начопер поговорит. Ну, а вам своих надо в хозбанду направлять, будем вставать на путь исправления – и тут он хмыкает, – навязались на мою голову. В Чечне были, знаю. Но тут другие методы, хотя и зря… – он встает и уходит, а на его место приходит похожий, как брат близнец, майор и все по второму кругу. Под занавес он все же не выдержал – значит так, телефоны не палить! Это наши телефоны! Че смотришь, а то ты не знаешь, что вся блоть у нас вот где – и он показывает кулак. Хотите власти? Будет, но под нашим контролем, телефоны в трубке вбиты, записано как мама и папа, понятно? В хозбанду я переведу ваших, ее давно тряхонуть надо. Все, идите! Да, и если смотрящий притопает, а он притопает поверьте мне, то мне по хуй, я понятно выразился? – Мы опять киваем, как китайские болванчики. – Сами заварили, сами и… Ну, в общем-то вы поняли. Все, в камеру! Конвойный, уводи!

В хате нас встретили, как выходцев с того света, напряжение не спадало. Гринпис заварил чай, а Шах просто резался в нарды с Лесиком, при этом делая ошибки за ошибками. Объясняем всю суть наших бесед, Шах въезжает первый, – значит, внутрисемейные разборки? Возьмем мы – централ покраснел, возьмут они – будет повод, и опять централ покраснел. Стратеги, мать вашу..

– А, у нас теперь выхода нет, парни, – Лесик меланхолично пьет чай, – продуем – менты добьют, а возьмем – тоже не факт. Нашим отписал, с Мастером базарил, тот вообще без башки, сказал ему по тяжу, вообще по херу, одним эпизодом больше одним меньше.

– Братва, прогон пришел, – прервал наши размышления дорожник.

По идее, такие вещи должен был вскрывать смотрящий хаты или кто-то из его близких, но таковы покинули наши стены, и поэтому я иду, вскрываю маляву, читаю вслух: «Час добрый, братва, бла, бла, бла, и, наконец-то, главное – вчера в хате такой-то правильных и честных бродяг (конечно, а каких же еще, забыли указать еще, любящих сыновей), по беспределу вынудили выйти из хаты…» Ага, прям так и было. Ну и теперь объявить нас гадами и спросить по всей строгости арестанской жизни. Еще бы написали «довести до всего личного состава», твою мать. Смотрю на точковку внизу листа, отметились только, так называемые, черные хаты (умилила подпись Мастера «тебе надо, ты и спрашивай»); ставлю отметку «ознакомлен» и подпись «Сапер, хата такая-то», отдаю дорожнику, – тусуй дальше! Тот, чуть ли не бегом к дороге и через минуту малява ушла.