Алексей Поликовский - Сад Льва

Как жить. Как зарабатывать на жизнь. Как кормить младенца. Как пережить измену. Как быть – снова и снова – с похотью? Как устроить жизнь так, чтобы всех прощать? Куда уйти от людей, от их жестокости? Что делать, если муж внушает отвращение? Где взять тридцать восемь рублей, чтобы отдать долги? Как детям отвечать отцу, решившему отдать их в монастырь? И опять, и снова – как быть, если все вокруг ложь, которая даже и не старается скрывать, что она ложь?

«Я осмеливаюсь вас побеспокоить моими наболевшими вопросами. Я монах, имя мое Гамалиил. Я прожил в Троицкой лавре около десяти лет, – и что же я видел в лавре за все это время? Я видел то, что трудно даже и сказать, а не то, что описать. За все время жизни в лавре только и видел насилие, плутню, обман, зверство и больше ничего. Уважаемый Лев Николаевич, я вас прошу объяснить мне: есть ли бог или нет его, или все это человеческая выдумка? Скажите мне: кто бог, один ли он или их много? А что меня заставило обратиться к вам, это „дела“ нашего первосвященства. Почему так наши кир-архимандриты лавры, как-то: Товия, Досифей, Аполлос бесчинствуют в церкви, делают разные непристойности и говорят: так богу угодно. Весь наш русский народ несет последнюю копейку в монастырь, и на эти принесенные деньги наши кир-архимандриты строят дачи и на эти дачи ездят на резинах, наберут всевозможных вин и закусок с монастыря и там кутят до положения риз, конечно, и не без красивых молоденьких „племянниц“, потому без „племянниц“ дело не обойдется. И пьяные возвращаются в монастырь и говорят: ну что же, так уж богу угодно. Все лаврское первосвященство занимается хищничеством, поразворовали весь лес, посняли колокола, даже стали поговаривать, будто бы до иконостаса хотят добраться, да, наверно, доберутся или уже добрались. И что же, все монахи говорят: так богу угодно, потому что, говорят, это власть ворует, а власть сам бог ставит. Уважаемый Лев Николаевич, правильно ли это?»

Лев Николаевич сидит за письменным столом, на стуле с низкой полукруглой спинкой и подпиленными ножками; он во фланелевой блузе, подпоясанной ремешком; на круглом столике за его спиной в вазе стоят ландыши и сильно пахнут. Перед ним лист бумаги. В день он писал пять, десять, пятнадцать писем. Что он ответит?

Всегда люди писали Толстому, но крестьянину Тимофею Бондареву Толстой написал сам, потрясенный и убежденный его рукописью «Торжество земледельца или трудолюбие и тунеядство». Толстой, много и запойно читавший с детства, подростком читавший Вольтера, молодым человеком наслаждавшийся Руссо, в средние свои годы читавший философов Эмерсона, Шопенгауэра и Локка, знавший все современные ему книги русской литературы, а это были книги Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова – самыми значительными писателями своей жизни называл Сютаева и Бондарева. О Сютаеве речь впереди, сейчас о Бондареве.

Тимофей Бондарев был субботник, то есть принадлежал к секте, соблюдающей субботу, как ее соблюдают иудеи. Он прошел обряд обрезания и принял имя Давид Абрамович. Субботником он стал в армии. За это его сослали в Минусинский край, Бейскую волость, в деревню Иудино. Там, в глуши даже по меркам далекого и глухого края, в 160 верстах от Минусинска, он жил с женой, сыном, женой сына и их тремя детьми. В деревне было сто двадцать дворов. Бондарев учил детей и давал им читать брошюры Толстого. Эти места Бондарев не считал Россией, во всяком случае, свои письма он отсылал «в Рассею, на родину». Это его слова.

«До сорока годов я был помещицкий крепостной раб, а потом в самые лютые Николаевские времена 12 годов солдатом, а потом в самое тревожное время с черкесами, 4 года казаком, а затем с семейством четверо детей и жена пошел в кандалах в Сибирь. А теперь на что мне слава ваша, убирайтесь от меня с нею». Так он сам в трех строках в письме к Толстому рассказал свою жизнь и – никому не известный автор тысяч страниц – послал от себя вон подлый мир. Пройдя в кандалах с Кавказа, где служил, в Иудино, где ему предстояло безвыездно и безвыходно жить все оставшиеся годы, загнанный в холод и пустоту запредельных и гиблых мест, Бондарев стал думать, читать и писать о том, каким быть человеку и как должна быть устроена жизнь. Писал он много, за двадцать лет написал на двухстах листах 415 статей или, как он их называл, проповедей. Сам их переписывал и раздавал и рассылал десятками кому только можно. Начал с начальства Минусинского края, которое не читало рукописи ссыльного крестьянина, но превентивно возненавидело его. Тогда он стал рассылать свои труды министрам и в конце концов даже царю. Он делал это с упорством наивного человека, который уверен в том, что неустройство мира проистекает из-за незнания людьми правды. «Поэтому я надеюсь, что и все мое произведение пропустит, да и нельзя же не пропустить, потому что правдивей этой правды, которая вытекает со первородного закона, правдивей ее нету, да и быть не может – ни на небе, ни на земле». Но на десятки своих писем и пакетов с рукописями, которые он сам и переписывал в своем домике в Минусинских горах, он не получил ни одного ответа: «как камни в пучину морскую бросил». Только Толстой ему написал, и с тех пор он обращался к Толстому «в целом мире и во всем свете один только искренний друг мой Лев Николаевич». И даже называл его «братец мой Лев Николаевич». Толстой в ответ называл его другом и братом.