Зинаида Шедогуб - Встречи у моря

Лена на карачках поднялась наверх, схватила велосипед и помчалась за Таней.

И теперь она больше всего на свете боится, что вновь всё повторится: и эти грубые прикосновения, и это животная страсть.

Незнакомец плывёт, закрывая выход к берегу – Лена – параллельно ему. Кажется, они плавают вечность.

Уже солнце утонуло в море, и кровавые дорожки от последних лучей побежали к берегу, весело прыгая по волнам.

– Ну что тебе от меня надо? – прерывает молчаливую дуэль Елена. – Если что от меня хочешь, то уж лучше сама утону в море, а тебе не достанусь.

– Признаюсь: сам наглый, но наглых тёлок не люблю. Обид тоже никому не прощаю. Даже не можешь себе представить, как я хотел тебя наказать! Но ты все же смелая, а среди баб это такая редкость! Так что живи. Проучил немного и хватит. Поплыли к берегу.

Только теперь девушка почувствовала, как ослабела. Изо всех сил гребёт, а берег не приближается. Волны бьют в лицо, и всё чаще и чаще глотает горько-солёную воду.

– Может, помочь? – протягивает руку парень.

– Нет. Сама справлюсь.

– Ну и дура! Выплывешь – живи, – раздражённо говорит он и оставляет девушку в море.

Темно. Страшно. Одни скользкие медузы сопровождают её до самого берега.

С трудом выползает Лена на пляж. Её, как пьяную, качает и рвёт. Ни платья, ни босоножек она не находит и в одном купальнике бредёт вдоль берега, думая о том, сколько глупостей совершила за один только день. Потеряла Стефана, единственного и неповторимого. Свою первую любовь. Могла утонуть, погибнуть.

В хате горит свет, значит, будут разборки. Ещё хуже, если приехали родители: увидят её в полной красе. Она стоит на пороге в синем полосатом купальнике, под глазами чёрные круги, в мокрых волосах причудливо запутались зеленовато-коричневые водоросли.

На неё с любопытством смотрит новая квартирантка. Из-под густых ресниц ехидно блестят глаза. Полные губы растянулись в улыбке. Темно-каштановые волосы веером рассыпались на подушке. Рядом на табурете сгорбилась хозяйка. Увидев Елену, она старчески всхлипывает и кричит:

– Пришла, шалава! Бесстыдница! Голая! Господи, шо матери твоей скажу! Да твой батько нас прибьёт… Насильничали, издевались над тобой?

– Да нет же! Просто украли одежду. Днём стыдно было идти раздетой, – оправдывается Елена, чувствуя, как нарастает раздражение: её злит беспардонность новой квартирантки, развалившейся на её постели, и грубость хозяйки, и собственная беспомощность.

– Вот такие, как вы, и жизнь мою сломали, – обращается Нина Петровна к излюбленной теме. – Помню: взяли як-то студентку. На тебя она, Алла, похожа, – так хозяйка наконец представляет квартирантку, – красавица, фигуристая, грудастая. Мой старый козёл умом тронулся: на развод подал, полхаты, времянку, пол-огорода отсудил, гад проклятый. Як вечер, стыдно глядеть: мечется от хаты к калитке, от калитки к хате, то на остановку пошкандыляет, то обратно. Любимую с занятий встречает. Ему и невдомёк, шо молодой жене от него только хата и нужна, а не песок в его моче. Побачил кавалеров, кинулся на них с палкой. “Это моя женщина!” – кричит. Подняли его хлопцы под руки, швырнули на лавку. “Заткнись, дед, не смеши народ: вот твоё место, сиди, не чирикай!” Опустились у него органы – умер мой мужик. И свою жизнь сгубил, и мою, гад проклятый…

– Можно мне всё-таки переодеться да лечь? Я устала. Голова так сильно болит, – недовольно прерывает хозяйку Елена, не представляя, как будет теперь жить: то хоть ночью можно было побыть одной – теперь она потеряла и эту привилегию.

– Можно, – кивает Петровна, бочком выбираясь из комнатки.

– Да ты не психуй, – по-доброму смеётся Алла. – Я мирный человек – тебе не помешаю.

– Ну, ставь свою раскладушку, а завтра посмотрим, – говорит Лена, лихорадочно натягивая на себя ночную сорочку. Она падает на постель и отворачивается к стене: у неё нет сил.

– Не хочу на раскладушке, киска: на кровати поместимся. Вон сколько места, – шепчет Алла, без разрешения ложится рядом, обнимает её, гладит и говорит, говорит… – Красивой тоже быть плохо: мне всё время парни не давали проходу, записки писали: «Ваши глаза, как автомобильные фары, освещают мне жизненный путь» или «Хочу тебя»… Девчонки ненавидели меня. Мама Галя обзывала шлюхой: «Сука не захочет – кобель не вскочит.» Из-за неё и бросила школу, а ведь училась неплохо. Теперь буду на рынке торговать.

У Аллы нежные, ласковые пальцы, они медленно поднимаются от кобчика по позвоночнику вверх и запутываются в Лениных волосах. Она дует в затылок, тонкие волосы разлетаются во все стороны, и пальцы опускаются по спине вниз.