Андрей Борисов - Горячая виноградная любовь

– Скорее, наоборот, – успокоил ее доктор. – Патология – это когда в таком возрасте вместо девушек думают о выдающихся педагогах.

– Но ведь бледность, наверное, связана с тем, что он все время думает о девушках в непедагогической форме?

– Вполне может быть.

– И, видимо, в этот момент кровь от лица отходит в его нижние конечности, и возникает бледность?

– Видимо.

Однако маме было мало этих объяснений. Ей нужен был диагноз.

– Может, у него малокровие? – предложила она свой вариант.

– Не выдумывай болезней, Елизавета.

– Тогда что с ним, как его лечить?

Доктор медленно сгреб к краю стола оставшуюся горку лекарств и выкинул их в мусорную корзину.

– Не волнуйся, я знаю причину недомоганий Михася и какое лечение ему назначить. Его болезнь называется «переутомление», а лучшее лекарство от нее – это солнце, воздух, вода и веселая компания. Другими словами, все, что ему нужно – это побыть некоторое время поближе к природе…

Наклонившись ко мне, он добавил шепотом:

– … и подальше от мамы.

Поскольку как раз начинались летние каникулы, он посоветовал отправить меня из Кишинева, где мы жили, на какой-нибудь курорт. Однако мама решила по-другому, и вместо увеселительного курорта я поехал в глухое молдавское село Бессарачу в гости к доброй тетушке Нуце Олейку, которая приходилась моей маме старшей сестрой.

Мама со мной отправиться не смогла, поскольку в отпуск, как назло, ушла ее напарница на работе – и я, привыкший к ежеминутному надзору своей родительницы, вдруг впервые в жизни остался предоставленный сам себе на целый месяц.

Забегая чуть вперед, скажу, что эта бледность на моем лице и попытка вылечить ее в славном молдавском селе привели к колоссальным изменениям в моей жизни, а впрочем, не только моей.

Я приехал в Бессарачу теплым вечером, когда солнце, пролетев по небу длинным пасом, уже скрылось за лесом, а на горизонте догорала красочная мазня заката.

Шагая от автобусной остановки к дому своих родственников, я глазел по сторонам, узнавая знакомые места. Последний раз я гостил в Бессарачу несколько лет назад, еще подростком. В те годы село казалось мне маленькой диковинной страной, совершенно не похожей на другие уголки земли. Пропитанное ритмами неторопливой глухомани, ровным текущим спокойствием, оно умиляло меня своей старомодностью, иным житейским укладом, так не похожим на существование в большом городе, необычными характерами и колоритными обычаями.

Прошли годы, но ничего не изменилось. Живописная природа, которая встретила меня тут, так разительно отличалась от городских улиц, что мне снова показалось, будто я попал в страну чудес: в сумраке наступающего вечера огромные подсолнухи за заборами выглядели пышными сказочными орхидеями, виноградная лоза, вьющаяся тут и там, напоминала тропические лианы, а пыльная дорога под ногами позволяла ощутить себя бывалым путешественником, бороздящим просторы неизведанных краев.

Деревенский воздух благоухал цветущей зеленью, напоенный нежным ароматом садов.

По спине меня хлопала гитара, ибо по настоянию мамы я не должен был забрасывать свое музыкальное образование, полученное в муках и страданиях. В руках же я нес два чемодана: один – набитый одеждой, другой – книгами по педагогике, которые я клятвенно обещал маме изучить и законспектировать.

Моя родительница вычитала в каком-то авторитетном источнике, что мозг человека полностью формируется только к двадцати пяти годам. Причем та часть мозга, которая отвечает за дальновидность, мудрость и ответственность – так называемая лобная доля, – растет, оказывается, только после двадцать одного года. Мама взяла эти научные данные на вооружение. Учитывая, что мальчики взрослеют позже девочек, она накинула мне еще три годика для полной уверенности – так сказать, про запас, – и теперь, согласно ее гипотезе, я мог считаться взрослым человеком, лишь достигнув двадцати восьми лет.

А до этого времени мудрая и дальновидная мама принимала самое горячее участие в моей судьбе, дабы предостеречь свое чадо с недозревшими мозгами от неблагоразумных поступков.

Отсюда и вытекало ее повышенное внимание к моим контактам с представительницами противоположного пола.

– После восемнадцати, – говорила мама, – у девушек преобладает одна навязчивая идея: они хотят выйти замуж. Они носятся с этой идеей как курочки с яйцом до тех пор, пока не снесутся. А уж как они изобретательны в плане обольщения кавалеров! Мама знает, сама была такой.