Валерий Шубинский - Тёмная ночь

В подковном камени, из которого нет исхода,
винтовые лестницы, кровати и запах йода.

и Пушкин стал нам скучен
и синяя скала
и камыши излучин
и детских рощ смола
и девы сонное бедро
и сон в степи под гром цикад
и пива светлого ведро
и плюшка и цукат

и в черной книге шифры
не значат ничего
и в белой книге цифры
молчат про вещество
и Пушкина не надо
ни нынче ни потом
в стеклянных рощах ада
его мы не прочтем

и пузырьки кальяна
не отвратят печальных дум
и важный стих Корана
не просветит бессильный ум
закрыли мудрости врата
и серебристого кота
не гладим никогда
беда беда

ушли обратно звуки
в одну из полых сфер
мы помним эти звуки
все эти у и эр
мы помним эту бурю
мы помним эту мглу
но мы уже не будем
играть в опасную игру
(и всякий звук теперь нам скучен
когда другому он созвучен)

(чижи клюют ежи снуют
а эти извиваются
оттягивают плоть
на свист не отзываются)

он был большой волной
он стал большою рыбой
большого моря рыбой
саркомой моря грубой

(у Клары есть кораллы
у Карла был кларнет
теперь кларнет усталый
в нем звуков больше нет

под них танцуют пчелы
и рыбы и жуки
латинские глаголы
одноглазые быки)

он стал как хлеб с ножом
он стал как уж с ужом
и поле и полкан
и водка и стакан

(ножи стригут стрижи поют
а эти издеваются
вытягивают плоть
и сразу раздеваются)

И черные дети на длинных садовых скамеечках
сидят.
И белые птицы на ангелов в мягких скуфеечках
глядят.

Пали стены Вавилона,
и в прах рассыпались упав,
и доносится в небо из каждого полого лона:
Паф.

Мы испили волшебных вод,
и прозрачны стали испив,
и свистит наш прозрачный род:
Пиф.

И ветер поет (а мы не поем)
и отвечают ему с луны:
Теки, о водоем,
а вы – вы спасены.

И белые ночи прошиты короткими сполохами
и дни.
И черные сны наполняются кроткими олухами —
они

кричат нам: кто вы, пришлецы?
А мы в ответ: а мы бойцы
невидимой бригады.
Теперь мы здесь – вы рады?

Привел сюда нас Навин
из‐за волшебных вод.
И славен и не славен
прозрачный род.

Мы учим детей подниматься на тонких веревочках
к огню.
Мы учим лепить и ковать в полукруглых коробочках
луну.

Мы учим ее колебаться и весить,
и белые птицы взлетают с колен,
и вы выдыхаем все вместе, все десять
колен —

и она поднимается так или эдак
над слабым движением вод,
над перекрещеньями веток,
и свистит наш волшебный род.

Но здесь не видны мы никому,
а там никому не слышны,
и в мягких скуфейках мы трогаем тьму,
и знаем, что спасены.

и вот он выронил изо рта
последние слова
и отбыл к черту но ни черта
не нашел на дне крепостного рва

он забыл норманнские слова
он забыл саксонские слова
он забыл латинские слова
и сколько дважды два

во рту его рвота кровь и сталь
и роза алая в паху
во рву трава и кровь и сталь
и стервятник наверху

во рту вино
во рву говно
и герб на порванной груди
в руке его горн
на спине его горб
и роза белая впереди

зеленобокий змей ревет
и взгляд его слепит
взбесившейся речью полон рот
адская лестница плывет
адская лестница скрипит

ядовитая ткань надета на нем
непонятное в нем питье
и залитый светом подземный дом
как сад в грозу
как в роще пожар
как взрывающийся базар
как над битвой урчащее воронье

это Лондон? но смешиваются слова:
это Лондон, Стамбул, Москва

и он возвращается туда
где бой не кончается никогда
стрела все летит и полдень все длится
и висит наверху та же самая птица

и добычи все ждет, но добычи все нету
и стервятник уснул на лету
и лиловая туча не уронит ни капли
и стервятнику снится оса