Валерий Шубинский - Тёмная ночь

Мне всегда казалось, что Валерий Шубинский относится к поэзии с огромной любовью и уважением и верит в ненапрасность её миров, в то, что она имеет космический смысл. Когда-то давно на какой-то из литературных встреч Валерий сказал примерно следующее: «Я верю, что, например, стихи Мандельштама оказывают влияние на движение звёзд».

Поэзия Валерия очень фактурна. Она полна созвучий, точных и богатых рифм, языковой игры. Может быть, за счёт этой языковой фактуры, внимания и любви к деталям поэту очень удаётся описательная поэзия. У Шубинского есть в стихах свой образ Петербурга и его окрестностей, напоминающий Петербург Даниила Андреева, довольно мрачный и очень узнаваемый. Это город на болоте, в который входит по шпалам дьявол:

Вдохновляют Валерия Шушары, Синявино, Весёлый посёлок, Красносельское шоссе… Может быть, Валерий – первый поэт, написавший про иные из этих пригородных мест, воспевший их.

В сборник вошли три цельные книги стихов под одной обложкой. Расположены они не по хронологии: сама последняя по времени написания – «Тёмная ночь» (2015–2019) – открывает сборник, затем идёт самая давняя по времени книга, «Вверх по теченью (2006–2012), а последней в сборнике поставлена книга, написанная между первыми двумя, «Рыбы и реки» (2012–2015). Если говорить о движении поэтики Валерия в этих книгах, то удобнее будет рассмотреть их в хронологическом порядке.

В самой ранней из книг – «Вверх по теченью» – много описательных стихотворений, есть стихи-песенки, стихи-считалки с бойкими «детскими» ритмами. Именно здесь мы больше всего видим мрачного гротеска, фантасмагории, образа города. В этих стихах быт и детали повседневной реальности, наверное, наиболее выпуклы, фактурны, но и явной фантастики тоже больше. Она приходит вместе с бытом, преображает его. В отличие от других книг, вошедших в сборник, в книге «Вверх по теченью», как мне показалось, меньше происходит глобального раскрытия мироздания, разворачивания мирового горизонта, а больше – погружения в единичные, конкретные топосы.

Одно из знаковых стихотворений книги – «Circus». В нём есть образ мага, держащего шар, в котором ходят рогатые тени, «силясь попасть в замороженный рай». Может быть, этот образ в каком-то смысле перекликается с более ранней поэтикой Шубинского или с одной из ипостасей его поэтики, и можно представить себе его стихи как магический цирк, вычерченный циркулем и распахнутый. Мне кажется, в своём поэтическом движении Валерий всё дальше уходит от поэта как мага с шаром, в котором ходят тени, а стихи становятся всё более и более распахнутыми. Маг с шаром – это власть, а распахнутость – свобода. В стихах становится больше лёгкости, свободы и меньше власти: «А певчий воздух – малость // и милость, но не власть».

Уже в «Рыбах и реках», промежуточной книге, усиливается процесс расширения, распахивания пространства. Интересно, что в этот период почти уходит фантастика, зато появляется ещё больше воздуха, Луны, деревьев, оттенков цветов, природы, истории и, конечно, пения. Пение, певчий воздух – и есть то, что приходит на смену магическому шару.

В самой поздней книге, «Тёмная ночь», очень много пения – приснившегося, детского, шаманского. Пение противостоит власти, потому что в нём исчезает контроль; пение – самозабвение. Маг властвует над языком, а птица самозабвенно поёт. А вот фантастика, что интересно, возвращается, теперь – вплавленная не в быт, а в широкий мировой горизонт, в некое всеобщее, всеохватное, раскрывающееся в стихах через масштабные культурно-исторические аллюзии.

Иногда в стихах Валерия возникают удивительные и какие-то мудро-печальные озарения. Например, в последнем стихотворении:

А вот в самом первом:

И это действительно страшное знание и видение. Гораздо страшнее призраков и химер в тёмной ночи.