Александр Ермак - Годин

– Так какого…?! – Отец повысил голос и чуть не поперхнулся дымом.

– Тихо, тихо, Лилю разбудите, – махнула рукой мать.

Алексей насупился:

– Да, я говорил. Говорил, что не хочу быть электриком, даже таким уважаемым, как ты. Говорил, что мне нравится, как мама возится с малышами в детском саду. Мне очень приятно, когда родители детишек называют ее лучшим воспитателем. Да, я с уважением смотрел на учителей в школе, понимал, понимаю, как много от них зависит в жизни других. И я хотел и хочу помогать людям. Но быть школьным учителем?! Нет, педагогика – это не мое. Жаль, конечно, что только сейчас, только сейчас понял это, когда читаю учебники, слушаю лекции, делаю контрольные. Наши ребята, девчонки учатся взахлеб, а мне – мне скучно, и я… я не понимаю, какое право имею кого-то воспитывать. А что буду преподавать после окончания? Математику? Литературу? Разве что физику. Она по крайней мере мне интересна. Но талдычить на уроках одно и то же? Из года в год, всю жизнь, всю жизнь: «первый закон Ньютона», «закон Ома», «закон Бойля-Мариотта». В первый раз, в пятый, в три тысячи пятьдесят пятый! С ума можно сойти!

Отец пожал плечами:

– Да, учительская профессия не проста, трудности везде есть, от всех них никуда не сбежишь, не спрячешься.

Алексей махнул кудрявой головой:

– Я не боюсь трудностей. Просто не хочу быть учителем.

– А чего же ты хочешь? – Нахмурившись, смотрел на него отец.

– Я не знаю, не знаю, кем я хочу быть! Думал, что знаю, а оказывается, что нет.

Отец разогнал рукой возле себя дым:

– Вот что, дорогой. Государство на тебя деньги потратило. Ты в институте чье-то место уже занял, так что давай доучивайся. После окончания как молодой специалист по распределению отработаешь в школе положенное – хоть физику, хоть математику отучительствуешь – ну, а потом уже решай. Может быть, к тому времени прочувствуешь свою профессию, многое поймешь, передумаешь.

– А если не пойму? Не передумаю? То есть просто взять и выбросить на ветер несколько лет своей жизни? Ты же сам учил меня жить в ладу с самим собой!

– Я много чему тебя учил! И сейчас скажу то, что умные люди давно поняли: никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!

– Нет, я точно знаю, что не хочу быть школьным учителем.

– А ты через «не хочу»! В жизни многое приходится делать через «не хочу»!

– А я не буду! Не пойду больше в институт. Я решил!

Мама тихо спросила:

– Катя знает?

– Нет, еще ничего ей не говорил.

– Сынок, тебя же отсрочки лишат. В армию заберут!

– Пусть лишат, пусть заберут. Папа же отслужил свое…

Эта мысль показалась ему просто спасительной. Уйти в армию: и долг перед Родиной отдать, и переждать, все обдумать, перерешать…

Отец раздраженно начал гасить папиросу в пепельнице:

– Папа отслужил. Тогда все по-другому было… Он решил! Его одели, воспитали, а он решил! Вот что, сын!

– Да, папа.

– Если ты такой самостоятельный, если ты с нами не считаешься, то какой же ты тогда нам сын?

– Я считаюсь…

– Считается он… Хорошенько подумай! Если бросишь институт, то ты и не сын мне вовсе! И делать тогда тебе в этом доме нечего! Собирай вещи, и вот – бог, вон – порог! Живи где хочешь, занимайся чем хочешь. Голодать, мерзнуть не будешь: денег я тебе на первое время дам, а там…

– Петя! – Вырвалось у матери.

Зашевелилась во сне Лиля.

– Тихо, мать! – Вполголоса прикрикнул отец. – Я тоже так решил! – Потом еще больше смягчил голос. – А если считаешь себя нашим сыном, то иди ложись спать, успокойся, утро вечера мудренее. Подготовишься, сдашь остальные экзамены нормально, будешь дальше учиться и станешь хорошим педагогом. Которым мы с матерью будем гордиться. Все! Марш в кровать!

Алексей молча зашел в свою комнату, прикрыл за собой дверь.

– Вот так вот, мать! – Сказал отец, снова берясь за папиросину. – Все будет хорошо, и ты ложись спать!

Но мать не поднималась с дивана, продолжала гладить ножки Лилии и смотрела на дверь в комнату Алексея:

– Думаешь, лег? Магнитофон вроде не включил…

– Не волнуйся, глупостей не наделает.

– Я схожу посмотрю.

– Сиди.

– Нет, я схожу.

– Сиди, говорю! Не маленький, переживет.

– Он же всегда с нами соглашался. Никогда против не шел.

– Вырастили добром на свою голову. Как ты и хотела! Пороть надо было! Пороть! Как шелковый бы был…

– А ты шелковый?

– Я?! Я, мать, я… – Махнул рукой и глубоко затянулся «Беломором». – И что дальше из него вырастет?

Мать еще немного погладила Лилю по ножкам, потом решительно встала: