Александра Ковалева - Хорошая попытка

Нет ничего нового в экзистенциализме. Распад старого мира был описан Ницше больше ста лет назад. В каждый исторический момент цивилизационных вызовов, в каждый период смены парадигм человечество проваливалось в философию существования. Каждый раз. Начиная с Блаженного Августина и заканчивая Сартром. В любой непонятной ситуации – ныряй в экзистенциализм, как бы говорит нам вся человеческая история. На самом деле мир распадается всегда. Мир, как и человек, никогда и не был целым.

Но каждый раз, в момент очередного потрясения – война, технологический скачок, всемирный карантин, очередная пандемия, you name it – этот нарратив восстает из пепла – «Мир изменился Мир больше никогда не будет прежним». Из каждой рубки, из каждой глотки – льётся эта homespun truth и преподносится как важное открытие.

Но мир никогда и не был прежним. Мир – всегда другой, мы просто забываем. А мир, как и ты, менялся каждую секунду. Вот тебе десять, а вот – тридцать. Вот ты звонишь из таксофона, прокручивая диск цифра за цифрой, вот – не звонишь со смартфона никому, потому что есть же мессенджеры. Вот 80-летний генсек партии, а вот – шутник из телевизора. Вот в тебе одна клетка в окружении многих других, а вот – спустя секунду – клетка разделилась, теперь их две – полимераза достраивает цепь твоей ДНК в новой клетке, нуклеотид за нуклеотидом – аденин, гуанин, цитозин, тимин. Теперь в тебе на одну клетку больше. Мир никогда не будет прежним.

Мир никогда и не был прежним.

То, что казалось логичным, спокойным, постепенным изменением реальности на комфортной скорости, было лишь дефицитом нашего внимания. Когда внимания хватает – тогда и изменения обнаруживаются, как в лупу. А обнаружившись – пугают, как пугает все новое или кажущееся новым. И вот любой посыл оканчивается конвенциональной мудростью, dime-store philosophy – мир никогда не будет прежним.

Конечно.

Мир продолжит меняться, просто потому что все вокруг тебя, да и ты тоже – поток, а не статика.

Но мы все стремимся воспринимать себя монолитными, неизменяемыми и – по своему образу и подобию – воспринимаем статичным все, что нас окружает – от истории до идей. Говорят, релятивизм – пройденный этап философии, но я люблю его и все равно считаю, что с таким статичным восприятием мира, которое присуще нам сейчас, мы обречены каждый раз проваливаться во внутренний конфликт. В кризис. Бывает больно. И здесь ты можешь спросить, что же делать. Но это – не селф-хелп.

___________________

* Если заплыли слишком далеко и устали, расправьте руки и ноги, лягте головой на воду, закройте глаза и расслабьтесь. Чтобы удерживаться в горизонтальном состоянии, наберите в легкие воздуха, задержите его и медленно выдыхайте. Удержаться на воде также можно сжавшись «поплавком». Для этого следует сделать вдох и погрузить лицо в воду, обнять колени руками и прижать их к телу. Медленный выдох в воду, вдох и т. д. Если во время ныряния вы потеряли координацию, немного выдохните: пузырьки воздуха укажут путь наверх.

soundtrack: saintgold / Disparate Youth

Когда я была маленькой, мне казалось что когда я вырасту, мне откроется та самая тайна. «Взрослые люди – знают в чем суть, и когда я тоже стану взрослой – мне обязательно скажут».

Когда мне исполнилось восемнадцать, я огляделась вокруг. «Вот сейчас, уже скоро», – где-то в глубине подумала я. Но совершеннолетие оказалось понятием сугубо социально-политическим, оно для поддержки бюрократии сугубо. А я, видимо, пока не доросла.

Я читала, все что положено, но все еще оставалась маленькой, ведь – понятно же – раз смысл жизни, раз ключевые правила всего мне не открылись, значит – не доросла, значит, не то читала, не туда думала, значит еще не приняли в клуб. А вокруг ходили взрослые люди, вслух чеканили мнения, гордились своими успехами и ни в чем не сомневались.

Если нечто выглядит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, то это, вероятно, и есть утка. Если человек сидит уверенно, ходит уверенно и уверенно говорит, то он, вероятно:

а) утка,

б) что-то знает, ведь уверенность просто так не раздается, не так ли?

Взрослые люди советовали книги, и я читала эти книги. Взрослые люди отправляли на лекции, и я ходила на лекции, уверенная в том, что если человек стоит на сцене, он, очевидно, имеет право учить. На лекциях иногда приходилось захлебываться потоками конвенциональной мудрости, а вся суть с завидной регулярностью сводилась в итоге к самосовершенствованию и самоулучшению, причем обычно казалось – к самосовершенствованию и самоулучшению самого лектора. Но слушатели внимательно слушали, сидели на стульях ровно, кивали в унисон или хотя бы в одной тональности, значит, я просто не улавливала сути.