Александр Лапин - Суперхан

В последние годы Дубравин, воспитанный на книгах, якобы раскрывающих душу русского народа, во многом пересмотрел свои взгляды, сложившиеся под влиянием Льва Толстого, Достоевского и прочих «властителей дум». Как человек, вышедший из глубин народной жизни, он считал все эти теории о «непротивлении злу насилием», «красоте, которая спасет мир» и прочих «выкрутасах» абсолютно не соответствующими ни духу, ни характеру русского народа. Более того, он считал их вредными и в чем-то ущербными.

«И где они нашли такой русский народ? Возможно, как интеллигентам, князьям и графам им очень хотелось, чтобы народ был таким. Толстой – тот все жаждал опроститься. И горевал в своих “Казаках” и “Воскресении”, что ну никак не смог стать вровень с простым людом. Что народ, хоть он и ходил босиком да сено косил, все равно считал его барином. И не принимал за своего. А мне это ни к чему. Я сам из гущи народа. И могу о нем судить не со стороны, а изнутри.

Да, конечно, такие типажи, как Вася и Борис, еще появляются среди русских людей с завидным постоянством, но они – уходящая натура.

Кто такой этот Платон Каратаев, которого Толстой вывел учителем для Пьера Безухова? Человек, который плыл по течению и кончил тем, что его, как “больную собаку”, пристрелил по дороге французский конвоир.

Да если бы все мы были такими, давно не стало бы русского народа!

Народ наш разный. Очень разный. И мне импонирует вовсе не Борис, а такие, как Палахов, как наш новый охранник Денис, рукастый мужик. Такие люди действительно меняют жизнь. Вон как за эти годы изменилась наша деревня! Ожила. Задышала. Если бы еще государство у нас было адекватное, то, глядишь, дела пошли бы еще веселее.

Впрочем, многое на Руси осталось прежним. Менталитет наших людей меняется с трудом. Заглянуть в чужой карман. Позавидовать. Обсудить. И осудить. Это вот наше, родное».

И Дубравин усмехнулся своим мыслям, вспомнил, какие слухи и сплетни о нем самом доходили из деревни: то он собирается закрыть для людей проход на пляжик, построив бетонный забор, то он все продает и уезжает за границу, то вдруг скупает все окрестные земли…

Внизу снова начал скрипеть стул. «Дед» Борис полз обратно к себе в комнату.

Дубравину вдруг стало жалко его. Никому не нужный, одинокий человек. Ему захотелось как-то ободрить Бориса, сказать ему что-то хорошее. Но тут он услышал, как «дед» орет на собачку чихуахуа, которая жила с ним в этом доме и скрашивала его досуг, и желание пропало.

«Это его карма. Каждый проживает жизнь и в конце пожинает плоды. Как прошлых жизней, так и этой… Ну, а мне-то зачем досталось такое? Наверное, для урока. Чтобы смотрел. И думал, как надо правильно жить, чтобы потом правильно умирать.

А еще, пожалуй, эта ситуация учит меня терпению и мягкости к людям. Самым разным. Ведь как я не любил в юности своего брата-алкаша, как ненавидел пьяниц! Лупил их в армии, когда был начальником гауптвахты. Теперь, на склоне лет, аукнулось: живи рядом, молчи и извлекай уроки!»

Он спустился. Съел приготовленный Людмилой простой деревенский завтрак и засобирался на работу.

Конечно, ему хотелось еще отдохнуть. Но долгие размышления в последние годы, особенно после выхода на пенсию, привели его только к одному: работать придется всегда. До самого последнего часа!

Во дворе, куда Дубравин вышел с парадного крыльца, он увидел картину маслом. Палахов рядился с мастерами. Шел типичный русский разговор с размахиванием руками, почесыванием затылков и глубокомысленными замечаниями на политические темы.

Дело в том, что прошлая зима была необычайно снежной и плотно укрыла металлическую крышу сугробами. А весной снег сходил сверху глыбами и помял тонкий металл. В преддверии новой зимы задумали поставить рассекатели снега и вызвали специалистов. Вот сейчас и решали с ними, что да как.

Дубравин подошел, поручкался с мастерами. Ими оказались крепкий, с обветренным лицом мужик в синей спецовке и его сын, подросток лет пятнадцати.

Дубравин давно заметил, что в постсоветские годы в стране появилась масса мастеровитых, рукастых людей. Раньше этого не было. Советская власть не приветствовала инициативу снизу и работу на себя. Он с удовольствием наблюдал, как отец и сын приставляют к фасаду алюминиевую раздвижную лестницу, достают страховочную капроновую веревку и другой «струмент».

Но надо было ехать.

Уже в машине, по дороге в офис, Александр начал размышлять на тему нового образа жизни.