Юлия Скоркина - Заветное желание

– Как же так, Пелагеюшка? Не должно так быть, – говорит, а сам руку к малышу протягивает.

Кожица мягонькая, чуть холодная на ощупь; присел Мирон рядом, взгляд отвести не может.

– Ты обожди, Мирошенька, – запела Пелагея, – просто свыкнуться надо, что Ванятка наш снова с нами.

– Не могу поверить, – проговорил Мирон, беря младенца на руки.

– А ты поверь, поверь, родименький, только не говори пока никому, дай мне самой счастьицу нарадоваться.

Положил мужчина ребёнка, пообещал жене, что не скажет никому. А у самого словно ум за разум зашёл, за дела да за добычу привезённую взялся, а сам как в тумане ходит.

Как в дом войдёт, так всё на мальца косится. Сидит тот на полу в комнате и вроде ручками-ножками шевелит, а лицо и взгляд непроницаемые, нет совсем в них искорки детской.

Неуютно себя Мирон чувствовал рядом с ним. Попытался он было с женой поговорить, что, мол, лекаря бы позвать или батюшку с храма, это ж какое дело свершилось. Ведомо ли такое, чтоб с того света возвращались.

Пелагея, как речи такие услышала, аж посинела вся со зла. На крик изошла, что не любы они с Ваняткой Мирону стали. А потом рёвом ревела, да так жалобно, что мужик и притих.

Через пару дней стал Мирон замечать, что как дома побудет, без сил совсем делается.

С поля придёт и то не такой уставший, а как в дом войдёт, так подняться сил нет. На жену посматривает, а молчит. Да и Пелагея сама будто подурнела: синяки под глазами, бледная.

Не выдержал Мирон как-то да и задал вопрос.

– А не чудно ль тебе, Пелагеюшка, что Ванятка наш, как немтырь? Ты вспомни его прежнего.

Даже в болезни лежал, а всё ручки тянул да агукал. А сейчас что же? Только смотрит и молчит – ни звука, ни улыбки, чисто кукла тряпичная.

Молчит жена, все разговоры о странностях ребёночка словно не слышит. Как представит, что вновь потерять мальца может – сердце заходится.

Ночами тёмными сидит над Ваняткой да шепчет ему на ушко:

"Всё стерплю, никогда больше не разлучусь с тобой, никому тебя не отдам".

И на мужа теперь Пелагея через раз смотрит, обязанности свои как во сне выполняет. Спать теперь не с мужем ложится, а в другой комнате с ребёнком. И не сидят теперь они с любимой вечерами тёплыми на лавочке, тесно прижавшись друг к другу. Каждую свободную минуту Пелагея теперь с младенцем проводит.

А Мирон и не настаивает, за любую работу берётся, только бы из дома на подольше сбежать:

невмоготу видеть, как младенец за ним смотрит пристально, одними глазами водит да не шевелится.

В один из вечеров воротился Мирон с поля, поужинал, с женой о делах предстоящих поговорил да и спать ушёл. Проснулся ночью, а не поймёт отчего. Душно в доме, темнота; и вдруг звук странный ему слышится. Хотел было подняться с кровати, а не может. Лежит, словно расслабленный, тела не чувствует, одна голова да глаза шевелятся.

И опять этот звук странный повторился, будто по полу что ползёт. Склонил голову, глаза скосил набок, да так и обомлел. Ползёт на четвереньках к нему Ванятка, глаза в темноте поблёскивают, как бусины стеклянные. Страшно стало Мирону, а младенец всё ближе подползает. Закричать захотелось, жену позвать, а и этого не может. Как ребёнок совсем рядом с кроватью оказался, взялся рукой за край одеяла, второй ручонкой за ногу уцепился и пополз вверх, а рука-то как лёд студит.

Влез Ванятка на кровать, на грудь Мирону уселся и смотрит внимательно, рассматривает. И вдруг ребёнок наклоняться стал, своё лицо к лицу отца ближе и ближе подвигает. Да будто порыкивать стал, как собака злобная. Губку верхнюю вверх приподнимает, а во рту ряды зубов маленьких, острых, словно иголки.

Заколотилось сердце у Мирона, душа в пятки ушла, всю силу в жест собрал, поднял руку, три пальца щепотью сложил да и осенил себя крёстным знамением. "Господи, помоги!" – крикнул, весь страх свой в мольбу эту вложил. Зашипел младенец, как котёнок дикий, и враз исчезло всё.

Лежит Мирон один впотьмах на кровати, никого рядом нет, тишина в доме. Сердце бешено колотится. Мало-помалу в ноги, руки сила вернулась. Сел мужик на кровати, пот по спине ручьём льёт, не поймёт: то ли явь была, то ли сон страшный приснился. Встал, стараясь не шуметь, и вышел из комнаты. Подошёл к кровати, где Пелагея с сыном спала. Лежит жена, сон крепкий, грудь мерно вздымается. Вытянул шею Мирон – посмотреть на ребёнка, а тот лежит с глазами открытыми, сам на отца смотрит. Поплохело Мирону; держась за стены, на улицу вышел, присел на крыльцо. Холодный воздух ночной в чувство привёл. Посидел мужчина ещё чуть-чуть да и вернулся к себе в комнату, но до утра глаз так и не сомкнул.