Виктор Кабакин - Ошибка олигарха

Сидя за столом служебного кабинета, я начертил на бумаге простейшую схему: одним квадратиком с буквой «а» посередине обозначил некие, важные для дела и требующие выяснения внешние обстоятельства. Второй квадратик – под латинской буквой «в» – означал личность девушки и ее душевное состояние накануне самоубийства. Наконец «с» – это неизвестный мужчина, проклинаемый девушкой. Соединив их между собой непрерывными линиями, я получил классический треугольник. Внутри него нарисовал маленькую виселицу, она имела символ «d». Затем вывел следующую формулу: а+в+с=d… Рядом поставил жирный знак вопроса.

Я всегда считал, что к процессу следствия надо относиться, как к математической теореме. Из выявленных обстоятельств с неизбежностью должен вытекать только один-единственный вывод, исключающий многозначность толкования. Так-то оно так… Увы, жизнь всегда гораздо сложнее любой, казалось бы, самой правильной теории. Хотя привычка сводить версии, требующие проверки, к неким формулам не исчезла, она придает моей работе последовательность и организованность.

Девушка сознательно оборвала все ниточки, соединявшие ее с жизнью. Теперь по неким признакам мне необходимо восстановить эти нити, воссоздать, так сказать, тот кусочек мира, в котором она когда-то существовала. Эта сконструированная виртуальная реальность должна быть логически стройной и безупречно убедительной, чтобы в нее поверили другие.

Кстати, а почему в ее вещах не оказалось мобильника – этого обязательного атрибута любого современного молодого человека или девушки? То есть, ее последние разговоры, информация о круге знакомых, фотографии, эсэмэски – все куда-то исчезло… Подозрительно? Без сомнения.

И конечно, в первую очередь мне хотелось бы узнать, кто тот мужчина, упомянутый с проклятьем в предсмертной записке.

Только подумал об этом, как раздался телефонный звонок. Я давно заметил удивительное и необъяснимое совпадение: нередко стоит мне вспомнить о ком-либо из друзей, с которым давно не общался, как он тут как тут – сам звонит или приходит. Мгновенная телепатия, что ли?

Однако сейчас меня потревожил отнюдь не знакомый. Голос в трубке был мужской, с бархатными нотками или, как нынче принято говорить, харизматический. Один раз услышишь – уже не забудешь. Его обладатель вежливо поздоровался, назвал меня по имени-отчеству, представился Сергеем Владимировичем Демьяновым – знакомым Бежевой.

– Мне известно, что вы расследуете обстоятельства самоубийства Катерины. (Откуда у него такая информация, ведь дело я получил только вчера и никому об этом не сообщал? – тут же мелькнуло в моей голове). Хочу с вами срочно переговорить. Я нахожусь недалеко, могли ли вы меня сейчас принять?

В его тоне чувствовалась убежденность, свидетельствующая о том, что в просьбе не откажут. Впрочем, желание наше было обоюдным.

Ровно через пять минут мужчина появился в кабинете.

Первый мимолетный взгляд о многом говорит. В наш век одежной стандартизации Демьянов был одет изящно и со вкусом. Красивый легкий шарф в один оборот окружал его шею. И глаза – подернутые поволокой печали. Он присел (не сел) на край стула, вздохнул, провел рукой перед лицом, словно стряхивая ненужные для разговора эмоции, и сразу начал с главного.

– Для меня смерь Кати – личная трагедия. Да-да, мы с ней собирались пожениться. Мы идеально подходили друг к другу. Я никогда не думал, что нечто подобное в действительности может существовать между мужчиной и женщиной.

И снова я обратил внимание на его голос. Он у Демьянова был удивительно гибкий, легко передающий любые оттенки душевного состояния. Уж не из актеров ли он? Сейчас в его тоне слышались нежно-печальные нотки, свидетельствующие о том, насколько велика для него память о Кате.

– Именно так, – подчеркнул Сергей Владимирович. – Вы, может, не поверите, но мы чувствовали друг друга даже на расстоянии. Стоило мне почему-то загрустить, как Катя немедленно звонила и спрашивала, все ли у меня в порядке. Или я вдруг ни с того, ни с сего начинал ощущать тревогу, связывался с Катей и, вы опять не поверите, по первым звукам голоса, по дыханию и даже молчанию чувствовал ее настроение.

– Почему не поверю? Охотно допускаю такую возможность, – отозвался я.

– Эх, а вот самое страшное я и упустил…

В речи посетителя послышались трагические нотки.

– Вы знаете, – продолжал он, в волнении сцепив ладони рук, – она очень переживала по поводу смерти матери – Натальи Кузьминичны. Просто места себе не находила. Она – единственная дочь, и мать для нее была – самым близким человеком. Кроме меня, конечно. Я, как мог, старался утешить ее, говорил, давай поедем за границу, ты успокоишься, отойдешь от трагедии. Она ни в какую не соглашалась.