Ольга Грибанова - Слепые и прозревшие. Книга вторая

– А когда следующее кормление? – тихо спросила она у соседки, когда сытых, блаженно дремлющих младенцев забрала сияющая девушка в маске.

– В 16:30, – улыбнулась ей соседка, сцеживая молоко. Оно звонкими струйками било в маленькую кастрюлечку, выданную сестрой.

– Ой, Люсь, как здорово у тебя! Прямо как корову доишь! – восхищались вокруг.

А Люся добродушно улыбалась всем:

– И у вас так будет через денек.

Галя глаз с нее не сводила – такая была приятная эта Люся. Время от времени она поднимала голову и встречалась с Галей взглядом, ничуть не вызывая неловкости. Что могло быть лучше, чем смотреть друг на друга и улыбаться?

Закончив доить свою грудь, Люся глубоко вздохнула, расправляя затекшие плечи и спину, обтерлась, надела халат и с аппетитом выпила чашку чаю, забелив его сгущенкой. Потом с удовольствием прилегла на койку, подперев рукой голову, и посмотрела на Галю тем же простым и теплым взглядом.

– У тебя первый?

– Первый, – ответила Галя с радостью.

– А у меня третий, мальчишка, – проговорила Люся.

Опять взглянула она на Галю как на давнюю подружку. И так радостно стало Гале, что у них обеих мальчишки, только у Гали первый, а у Люси уже третий.

– Ты сегодня родила?

– Нет. Я пять суток в реанимации была.

И в ответ на безмолвный вопрос на Люсином лице Галя тут же рассказала своих приключениях.

Люся слушала серьезно и внимательно, а под конец даже прослезилась, узнав, что у Гали больше детей не будет.

– Вот оно как! А я здорова, как корова, и рожать мне, наверное, до старости. Не помогают предохранения – и все тут.

Люся легко поднялась с койки, подошла к окну и распахнула настежь.

– Ух, хорошо после дождичка, дышится легко. А сирень-то в этом году какая!

– Га-а-аля! Га-а-аля! – послышался из окна родной голос.

Галя заволновалась, сбросила одеяло, сразу покрывшись испариной от резкого движения, и сползла с кровати.

– Здесь она, здесь! – крикнула Люся во двор. – Сейчас подойдет.

В момент оказалась рядом, подхватила Галю и чуть не поднесла к окну на сильных руках.

– Коля!..

– Галчонок!..

Галя хотела крикнуть ему, что все у нее в порядке, но голос был такой слабый, что Коля только руками замахал:

– Не кричи, не кричи! Вижу, на ногах стоишь. Ну и хорошо. Посылки наши получишь – кушай побольше. Слышишь? За себя и за Сашу, без капризов.

Он говорил и говорил. Его голос эхом разносился по двору, отзываясь с крыш. Галя смотрела в его запрокинутое лицо и своими близорукими глазами с третьего этажа видела, как слезы набухают в его глазах и медленно ползут по ложбинкам вдоль носа. Она улыбалась ему дрожащими губами, хлюпала и кивала. Потом смотрела вслед, пока он, в последний раз махнув, не скрылся за углом. Когда она, вытирая слезы, доковыляла до койки, Люся вдруг спросила:

– Что-то лицо знакомое. Как твоего мужа звать? Может, Коля Морозов? Правда? Вот это да! Мы же с твоим мужем одноклассники. В третьем классе за одной партой сидели. Я была растеряха и рева. Как звонок на урок – так мне чего-нибудь не найти: то ручки нет, то карандаша, то линейки. Я сразу реветь. А у Коли твоего всегда все было запасное и всегда в полном порядке. Так он ко мне, бывало, повернется, взглянет так снисходительно: чего, мол, сегодня потеряла? И тут же из портфеля вынет, карандаш там, линейку, – и в руку сунет, чтобы не ревела. А урок закончится – обратно заберет.

Все девчонки в него влюблялись – и я тоже!.. Записки ему в карманы совали, в портфель, в учебники. Некоторые даже подписывались. А он прочитает, брови поднимет и в урну выбросит. А потом уже, не читая, выбрасывал – такое вот мы были пустое место для него. Только если кто-то плачет, он – смешно так – подойдет, спросит, в чем дело, и по голове погладит. Мы друг друга так и утешали: ничего, вот Морозов по головушке погладит – и все пройдет.

Галя слушала, удивлялась, смеялась, а время незаметно подобралось к следующему кормлению. Люся объяснила ей, что куда надеть и завязать, помогла расстелить на койке пеленку и ловко пристроила Гале под голову подушку:

– Вот так будет хорошо тебе, очень удобно.

И вот опять появилась в распахнутых дверях стерильная девушка, обвела взглядом палату и понесла белый тугой сверточек прямо к Гале:

– У вас первый? И кормление первое? Так! Руку сюда. Сжимаете сосок и вот так, пирожком, вкладываете ему в рот. Взял? Ну-ну-ну… Взял! Все хорошо, кормите.

Галя млела, счастливая, рассматривая чудесное личико своего сына: крутой круглый лобик, мягкую пуговку носа, щекочущего ее грудь, прикрытые в истоме глаза. Любовалась она мягким пушком на розовом темечке и изнывала от желания прижаться к нему губами, обнять крепко-крепко, чтобы он вновь стал частью ее самой.