Ольга Грибанова - Слепые и прозревшие. Книга вторая

У резинового ушастого зверя мерзкий голос. Его кусаешь – он пищит. Два десятка раз куснешь – и в ушах противно станет. А у погремушки неприятная расцветка – глаза бы не смотрели. Да еще этот непрекращающийся свист и голубые блики от большого застекленного ящика. В нем разные чужие лица и чужие голоса. И зачем этот ящик поселился у нас?

А еще течет что-то из носа, неприятно свербит и мешает дышать! А еще голова какая-то тяжелая.

На редкость неудачно устроенный мир. Никто этого не понимает и понять не хочет. Убери, мама, этот мир подальше, а мне дай тьму, тишину и твое, мама, сердце. Так будет лучше.

Галя не замечала времени. В сознании перемешались сон, явь, солнечные блики на стенах, ясное небо за окном. Галя открывала глаза и видела ласкающую голубизну в клетчатой раме окна. Но стоял июнь, и кто знает, было то утреннее, дневное или вечернее небо?

Только на третье утро Галя проснулась с ясным сознанием, что жива. Хотя голова сильно кружилась, хотя руки поднимались с немалым трудом, но глаза все видели, уши все слышали, и все с грехом пополам, но складывалось в общую картину.

Воздух в палате был свежий. Вокруг стерильная чистота, какие-то приборы у стены, рядом с койкой стояк для капельницы. Галя подняла к глазам свои костлявые руки. Так и есть – на сгибах локтей темные пятна. Интересно, сколько капельниц в нее влили? А она ничего и не помнит. Кроме Сашиного крика и его красно-синего личика.

Надо позвать кого-нибудь, спросить, узнать. Только сил нет…

Дверь открылась. На пороге Мария Кирилловна с врачом-кардиологом.

– Где тут у нас фокусница Галина? Вот вам, пожалуйста, Эмилия Марковна, мы от ее сюрпризов седые стали, а она уже лежит себе, розовая такая, и улыбается. Что ты нам на это скажешь?

– Больше не буду… – прошелестела Галя чужими потрескавшимися губами.

– И на том спасибо, – рассмеялась Мария Кирилловна. За все семь с лишним месяцев их знакомства Галя не видела «железную леди» такой веселой.

– Давай свой живот. Я понажимаю, а ты потерпи. Ну и ничего… Тут неплохо… И тут прилично… Кровит, конечно…

– Кровит! – сурово откликнулась Эмилия Марковна.

– В пределах допустимого, не страшно. Молодцом, Галя.

Теперь на стул рядом с Галей опустилась кардиолог, и Мария Кирилловна притихла, напряженно следя за ее лицом и руками.

Эмилия Марковна работала, как молитву творила, прикрыв глаза в безмолвном экстазе. Только двигались нервные руки по Галиной груди, словно в такт песнопению. Потом наконец руки медленно опустились, глаза распахнулись, и вернулась Эмилия Марковна в наш бренный мир. Взяла карту из рук Марии Кирилловны, долго вчитывалась, время от времени указывая на что-то и изображая лицом риторический вопрос. Мария Кирилловна скорбно кивала.

Наконец кардиолог задумчиво произнесла:

– Из области фантастики…

– Что и не снилось нашим мудрецам… – подхватила Мария Кирилловна.

– Сегодня лежать и резких движений не делать, – вынесла она наконец приговор, – а завтра еще посмотрю.

– А как мой ребенок?.. – осмелилась спросить Галя.

– Кажется, все в порядке, – ласково погладила ее по голове Мария Кирилловна. – К тебе скоро зайдет педиатр и все расскажет. Но там вроде никаких проблем нет. Здоровый мальчишка!

Вошла сестра с обедом, приподняла изголовье, укрепила на коленях столик, и Галя поела с неожиданно проснувшимся аппетитом.

Силы возвращались с каждым часом. Уже на следующий день Эмилия Марковна, с сомнением качая головой, разрешила ей эксперимента ради встать с койки и пройтись по палате в обнимку с сестрой. После этого опять долго слушала Галино сердце, прикрыв глаза.

А еще через день Галю перевезли на каталке в общую палату.

Палата была большая, на двенадцать коек. Мамы, весело болтая, сидели в косыночках и марлевых повязках. Едва успела Галя улечься, как в коридоре послышался целый хор младенческих голосишек и металлический лязг каталки.

Дверь распахнулась, стройная девица в голубом комбинезончике и ослепительно-белой марлевой повязке, излучая свежесть, внесла первый кричащий пакетик, из которого светилась красная лысенькая макушка. Скользнула взглядом по номерам кроватей, процокала туфельками по кафелю, аккуратно вручила сокровище и пошла за следующим кричащим пакетиком.

Раздав все, взглянула на Галю:

– Какой номер? На следующее кормление принесем.

Галя лежала, глядя на соседок, погруженных в святую работу, и украдкой трогала свою грудь – совсем пусто. Это пугало ее. Что же это за мама, если сына не сможет накормить?