Сергей Кулаков - …Нимант, Нован, Персонн

Надоедливого города шум хлынул в приоткрытое окно непрестанно, тошнотворно, липко. Вновь суета аннелидова, опять червеподобное снование-существование: поджался-разжался-докормапонемногудобрался (если конечно повезет). Тело прокормить, плоть напитать облепившую кости. Ибо сказано: «от того, что раздобудешь, тем питаться ты и будешь.» Два отверстия служат еде. Одно – царственный принц, которому достаются все почести, все вкусности. Другое – грязный двойник Сизифа (вынужденное бесконечно толкать мягкое подобие камня), бастард, униженный тем, что должен вечно выплевывать невкусное. Оттого и подобия губ его сжаты в жопкуриную. Оп-ка, оп-ка, жопа сжалась в жопку. Разве её вина?

Губы двигаются, симплегадово смыкаются-размыкаются за ними зубы. Все впускать, всё сжевать, всё размять… Ам-ам ями-ями ням-ням. Ожил червь внутри. Анне-лида анне-лида сжимается-разжимается сжимается-разжимается. Крылья где? Где гармонии красота? Одни кольца. Снаружи-внутри сжимается-разжимается. Город-червь. Ползет-жует, ням-ням ням-ням, шумит-бурлит. О-то всю-ду, о-то всю-ду. Здесь-нет тиши-ны. К че-му ду-мать? Пол-зи, пол-зи, сжи-май разжи-май. Раз-два, раз-два… Не ду-май, не ду-май, пол-зи, пол-зи, по ко-я нет, нет-нет, нель-зя раз-ду мы-вать. Этот шум, этот скрежет железных внутренностей затягивает, шум суеты. Грешное пространство с грешным временем пожирает грешную плоть неотменимо. Как Ты сказал, так и вышло – кто бы сомневался?! Неотменимо, но может быть изменимо? Только бы скрыться от этого шума, окунуться туда, в тишину, погрузиться ещё глубже, глубже – там иное. Вот новое творю и ветхого уже нет, и уныние пройдет, и уйдет тоска. Да утвердится тишина, и расточится отвлекающий шум, и да бегут ненавидящие ея, любящий же пребудет с ней вовек. Когда б так просто было всё…

Шум манящего надоедливого города лезет в уши из приоткрытого окна, сочится сквозь мелкую сетку свесившегося, воздушного тюля. Проникал. Отвлекал. Хлоп – окно. Соскользнула рука вниз, описав четверть круга, туго прижала створку. Исчез звук. Точно пальцы плотно вошли в ушные отверстия, слегка провернулись, плотно слух затворяя. Тишина!

В благословенной тишине мысль вошла в голову; опять мысль о нем… О ком? Он и сам не ведал. Не видел лика его, не знал имени его – будто тень бесплотного призрака… Воображения быстрая мысль (как раскаленной лампочки свет) выделила очертания незнакомца из жуткого мрака неизвестности; и незнакомец, не имевший ни имени, ни лица, а лишь туманный, расплывчатый контур, встрепенулся, выполз из своего мрака и, можно сказать, ожил. Да только мысль прервалась – кто-то выключил незримой лампочки свет… Что там с незнакомцем этим? Неведомо! Решил: ладно, додумает после того, как водой после сна освежит свое тело. А незнакомец тот, после пробуждения своего, захотел ли отправиться снова во мрак, где был он бесплотен, невещественен, незрим?

С волос, тела, ног уносила теплая вода проступивший (за минувшие день-ночь) запах прегрешений прочь, в пластиковое отверстие стока. Теплящих, согревающих струек многомногомного. Тело разомлело. Благотворящая баня! Ну, пора: раз – холодная вода сейчас. Ой – надеваем костюмчик ледяной. Стянулась кожа всюду – полезно для сосудов. Уфф, ухх, в теле здоровом здоровый дух (прости Господи за богохульство), избавились от сонного пульса. Кап – вода – кап-кап, капкапкапель, уффффф…

Для удаления влаги с вымытого тела, был избран не благородный порфир с золотым цветком в углу, а немного истертая синь небес (находившаяся, как и положено небесам, наверху), где по одному краю, в короткой красной распашонке, шли приплясывая пять ипостасей знаменитого сказочного медвежонка, а на другому краю их ожидал (также размноженный впятеро) предмет вожделений этого чревоугодливого персонажа. Тело, растертое докрасна, согрелось, бодрая кровь бурлила в венах, артериях, в мельчайших сосудах. Ликовала душа. Не дали ощутить сполна ускользающее утреннее счастье – кому-то приспичило нажать на входной звонок. Зазвенел (если можно эти хрипы обозвать звоном) жалко, напомнил шамканье беззубо-влажного стариковского рта. Кому в голову пришло тыкать кнопку звонка в этот час? Вот б….! Уже нет безмятежного, легкого счастья, сладко заполнявшего внутреннее пространство. Впопыхах набросил цветной женский халат. Надо идти, надо идти; кому-то устрою встречу… Встал и пошел, и отворил двери. Этого следовало ожидать: там – извне – никого. Хренов весельчак поднялся ни свет ни заря, чтобы выкинуть дурацкую шутку. Разве понять утончённый смысл её?!