Л. Григорян - Под созвездием Козерога

– Не наглей, – глаза его стали колючими.

– Извините, – ответил я.

– Итак, что там случилось? – как-то между прочим поинтересовался хозяин кабинета, сам в это время ковыряясь у себя в столе.

Я продолжал молчать, тупо уставившись в пол. Майор закрыл свой шкаф и, обращаясь ко мне, сказал:

– Вы приехали к нам, чтобы продать свою машину, продали и, чтобы скрыть свое преступление, стали говорить, что Вас ограбили.

Я посмотрел на него, не зная, как возразить. Майор заметил мой взгляд

– Хотите что-нибудь добавить?

– А надо? – спросил я.

– Попробуй.

– Потом, после того как мы продали машину, мы разделись и пошли гулять по склонам ночного Казбека. Нагулявшись вдоволь, пришли к Вам. Только вот досада: мы не подумали, что будет так холодно и что в РОВД нам даже стакан чая не предложат. Мы с другом ели в последний раз три дня назад. По-моему, слухи о кавказском гостеприимстве сильно преувеличены.

– Вы хотите сказать, что всю ночь шли по горам вот в таком виде? Тогда ты очень счастливый человек. Там столько волков, они же должны были сожрать вас, и температура сегодня ночью была ниже нуля до двадцати градусов. – Помолчав, он добавил: – Ты действительно счастливый человек.

– Конечно, счастливый, иначе не попал бы в этот кабинет и не смог бы познакомиться с таким человеком, как Вы.

– А ноги что? – спросил он.

– Босиком по горам.

Тут его как ужалило.

– Да садитесь Вы, вот здесь, – и показал на стул. – Подыми свою футболку, – попросил майор. – А это откуда? Я стоял перед ним как один сплошной синяк, да я и сам не понимал, почему все тело стало синим.

– Это Ваши его били, когда он валялся на асфальте, – вдруг сказал Ашот.

Мы с майором, выпучив глаза, повернулись в сторону Ашота.

– Да, – повторил он, – когда тебя толкнули, ты упал. Они вытащили дубинки и давай тебя избивать. Я говорю им, перестаньте, вы убьете его, а этот сержант, который нас охраняет, сказал: не сдохнет, а если что, скажем, что пытался захватить оружие.

– Какой сержант? – заревел майор.

На его крик вбежал сержант с резиновой дубинкой в руке.

– Вот этот, – сказал Ашот.

Майор вскочил с кресла и заорал на сержанта. Что-то долго говорил, затем резко замолчал, добавил:

– Идиот, кретин, пошел вон.

Тот, не говоря ни слова, вышел. Майор взял лежащую на столе мобилу и позвонил.

– Извини, многие говорят, вот пошел человек служить в милицию – стал негодяем. Так вот я тебе скажу: мы, Ичкоевы, менты в четвертом поколении, за всю свою службу ни разу руки на поднял на человека, тем более с дубинкой, – подытожил он.

Он посмотрел на Ашота и хотел что-то сказать ему, но тут открылась дверь, и в нее вошла необычно красивая молодая горянка. Я сам родился на Кавказе и понимал, что любоваться красотой чужих женщин неприлично, я бы сказал, опасно. Тем временем она как-то уверенно прошла в кабинет, спросив разрешения у хозяина кабинета скорее для приличия. В мгновение ока девушка стала выкладывать с подноса на стол всякие продукты. Она уверенно разлила чай по чашкам, аромат которого расходился по всему кабинету. Я сразу ощутил такой голод, что разболелся желудок. Нас сразу пригласили к столу:

– Налетай, и не стесняйтесь.

Команда «Налетай» была исполнена. Я сразу взялся за чашку с чаем. Надо сказать, чай был предусмотрительно не сильно горячим. Поэтому я пил, не обжигаясь. А вот осетинские блины были настолько горячими, что есть их было невозможно. Я попытался поблагодарить нашу кормилицу, но получалось какое-то мычание и чавканье.

– Ешьте, ешьте на здоровье, будьте нашими гостями.

Еды было много, мы потихоньку стали наедаться. Вдруг я почувствовал легкое головокружение, которое усиливалось, и, уже теряя сознание, подумал: «Нас отравили».

Трудно сказать, сколько прошло времени. Я открыл глаза в каком-то медпункте. Оказалось, рядом с РОВД располагался пункт скорой помощи. Зашла та же пожилая женщина.

– Ну как Вы? – спросила она с порога.

– Хорошо, – не задумываясь, ответил я.

– Хорошо ему, как же, откуда может быть хорошо. Господь дал тебе такое здоровье, родители потратили на тебя свою жизнь, а ты, бессовестный, не жалеешь ни труды своих родителей, ни дар божий. Нельзя так, побойтесь Бога, ведь он за все спросит с каждого. И этим иродам придется отвечать. Всем, всем придется предстать перед ним, – бормотала она, замеряя у меня давление. – И впрямь хорошо, – сказала она, привставая со стула, стоявшего рядом с моей кроватью.

– Что со мной? – спросил я, пытаясь встать, но попытка не удалась, вновь закружилась голова, и я опустил голову на подушку.