Антон Юртовой - Другое. Сборник

знакомые студёные и тёплые

моря?

протоки, реки и озёра обнырять и омуты

исчесть?

понежиться под кронами берёз, дубов иль ив?

к забытой беспорочности и бескорыстию

в намерениях,

к чести, верности

и чистоте

в духовном и в телесном

подтолкнуть

кого-то?

величием нагорий, гроз, лавин

и давних укреплений

восхититься?

абсурду следуя, проголосить заздравье

кому-то,

потерявшемуся

в лунных,

серебристых

снах?

рапирою проткнуть злодея?

простонать вороной?

увлечься игрищами,

строчкой ковыряя раны?

или – заслышав сердца странный,

безотчётный,

гулкий

перестук,

в немых предчувствиях себя заледенить:

а —

вдруг?..

•

Да – нет; – не то.

•

Мне дорог путь иной,

устеленный смущеньем

перед тайной

моей нескладно скроенной

души,

забывшей о покое,

о всполохах корявой ностальгии,

о зависти к реченьям мудрецов,

бегущей прочь от рубрик похвалы и лести,

не принимающей костров и стуж

вселенской лжи.

•

И! —

что бы я без отторженья значил!

•

Всегда нам ненавистно то, что губит волю

и, искривляя существо заветов,

половинит разум.

•

Венец красавице невесте – словно щит

триумфа ждущему от завтрашнего боя,

неискушённому,

лукавому

спартанцу, —

нелепа и смешна ей мысль

казаться незнакомым юным шалопаям

кривой и злобною каргою —

в отдалённой,

передрягами и нищетой замятой

пресной,

одинокой

старости.

•

Случайный, даже робкий звук

смертелен

тишине

звенящей.

И нет простора там,

где поднялась

и раздаётся

чаща.

•

В тайфунах дум,

не знавших заточений,

у финиша лишь тот,

кто – начинал

с сомнений

и кто – презрев ухмылки

от себя уйти спешащих

кланов, —

до срока перезрелых,

вялых и унылых, —

всему наперекор пространства и века

преодолеть желая,

свои опять

с любовью

подчищает

сомкнутые

огненные

крылья!

•

Лишь то, что чистою отвагою и совестью

обмериться должно,

в себе я грею и беречь готов.

•

Хотя

сказать бы

следовало

к этому

меж строф:

в облатках символов любой обмер —

сомнителен

и тем уж —

плох.

•

В исходе горестном, лихом и опостыленном

вдвойне мучительны бывают

сожаления —

о подступающих

бесславье

и бессилии.

•

У бездны, притаившейся в ночи

или – под пологом тумана,

бесстрашию легко сойтись

с обманом.

•

Неосторожный и заносчивый ручей,

упавший с высоты,

от гнева взбешенный,

своих намерений,

как и – себя,

уже

не помнит,

встретившись —

с бушующею,

бьющейся о берег

океанскою

волною.

•

И я, надземье облетая-обплывая-обходя,

разлады с собственною сутью

познавая и —

мудрея,

чего бы стоить мог,

такому вертопраху уподобясь?

•

Пределы всюду есть;

и в копоти бедовой

всему вокруг и каждому предписано

не разминуться

с новью.

•

Свет там померкнуть или отклониться

обречён,

где непрозрачную преграду встретит он

иль перспектива для него —

туманиста

иль – дымна.

•

И неужели впрямь годятся упования —

на цветики, на бирюзу планет,

на купол неба, с радугой сроднённый,

на приближение

к затерянным и затаённым

бесконечным далям,

меж тем как необдуманно и глупо

поэты, изощряясь, мир дробят,

собрав по осени багряные листы

и, гроздьями рябины заслоняясь,

встречают зиму тусклою тоскою,

метели и морозы ненавидя,

расписывая их

из утеплённых ниш?

•

На том ли устоит предназначение?

•

Спеша надеть корону,

помышляй об отречении!

•

На неоглядном,

диком,

переморенном жарою,

обездвиженном,

иссушенном

просторе

уже через мгновение

надежде,

завихрённой миражами,

суждено

являться

истомлённому

и заблудившемуся

путнику —

холодной,

оскудевшею

и

тщетной.

•

В трухлявой сыпи звуков и словес

томятся

лживые,

бесстыжистые гимны —

и – нам, и —

нами над эпохами расставленным

воинственным царям,

услужливым сатрапам,

скоморохам,

палачам,

речистым аксакалам.

•

И надо ль сожалеть,

что цвет сирени,

как и мечты о счастье, потускнеет

и станут горше росы и рассветы,

и сумерки времён

просветятся

мрачнее и корявей

в предвестиях, что землю