Дмитрий Назаренко - Оркестровая яма для Катерпиллера

– А закурить не будет?

– Да, будет, – сказал Макар так задушевно, как спел бы «И когда мне тесно в старом доме» и протянул пачку Pall Mall.

– С заграничным акцентом?

– С финским, – просто ответил Андрей Вадимович.

Далее всем захотелось выпить пива, но его, естественно, не нашлось – вот так вот, ни с того ни с сего в тогдашнем Крыму.

Изредка Троицкий оставался один и бесконечно плавал. Море накрывало. Подводный мир звал, но не затягивал. Чтобы выгнать из тела накопленную в море прохладу, он выбирался на горячие камни и смотрел на далёкую синеву невысоких гор на горизонте. Хмельная дымка стихала в голове. Его переполняло, и он пытался сочинять стихи. Но всякий раз слова оставались внутри, не родившись. Лето 1982 года бешено мчалось под откос. Эти дни оказались последними, когда он ещё слепо верил в собственное бессмертие, думая, что молодость будет вечной. Через неделю он стоял на площади Гурзуфа, возле касс, с билетом домой. Московский сентябрь ещё полыхал золотом, но в душе его уже наступила пасмурная пора. Он снова был в прежних заботах. Жизнь, оставленная на лето где-то на запасных путях, снова набирала ход. Через полгода его приняли в ряды КПСС. Солнцем освещенная дорога плавно свернула куда-то в сторону. Он остался один на широком ночном шоссе. До рассвета было ещё очень долго.

Большую часть зарплаты Троицкий отдавал матери, остальное расходилось незаметно – столовка, проезд. А если купить одеколон иностранного разлива с долгим запахом или ещё что-нибудь в таком духе, денег не оставалось вообще. Получалось, на работу он ходил неизвестно зачем. Детей отдают в школу на продлёнку, а бестолковых парней – на работу. На свидание со своей девушкой Троицкий шёл с бутылкой и пятьюдесятью копейками в кармане. На цветы уже не хватало. Он, конечно, переживал, что не хватало, поэтому бутылку обычно выпивал сам. Короче, справлялся. Жизнь летела стрелой только во время отпусков, а потом целый год стояла где-то на запасных путях, ожидая отмашки. В этот раз не получилось. Вместо отпуска он загремел на бюллетень. Весь сентябрь выездные комсомольские активы и ночные смены на работе заканчивались одинаково весело. На учёбу в Подмосковье в дом отдыха собирались знатные комсомольцы со всего района. И если первые полдня всё было чинно и по уставу ВЛКСМ, то далее наступало время мастер-классов по различным формам аморального поведения. Пили третий день. Троицкий тормошил чопорную девицу в очках и смеялся над собственной шуткой громче всех.

– Валька, ты чё как Лермонтов в гробу? Давай, шевелись!

Глава комсомола крупной государственной организации, отдалённо напоминавшая поэта, вытирала высокий бледный лоб, покрытый испариной, и вместо того, чтобы упасть на пол, падала в объятия комсомольца-актёра Баблова.

Hey, midnight dancer, oho-oho

Hey, big romancer, oho-oho

Come on, let’s do

The midnight dance.

Что может быть лучше, чем танцы под музыку диско? Музыка играет все громче и громче. И даже совсем не страшно, когда часа в три ночи в дверь номера громко, долго и очень официально стучат. Троицкий решительно распахнул дверь и, глядя в грудь расплывчатой фигуры в проёме, старательно произнёс, двигая одеревеневшими губами:

– А нам Вчеслав Якльч Рогффф разршил…

Первый секретарь Краснопресненского райкома ВЛКСМ товарищ Рогов кивнул:

– Ну, раз разрешил, продолжайте.

Инструктор райкома, весёлая девчонка, похожая на маленькую полненькую белку, с притворным гневом запищала:

– Ты, совсем! Не видишь, что ли? Сразу после учёбы ко мне. Выговор тебе! И всем выговор! С занесением!

Всё захохотали. Выговор после учёбы обернулся ещё какой-то дискотекой на пару дней по линии комсомола в одном из главных банков СССР.

На работу Троицкий заскакивал отдохнуть и отоспаться, а домой не появлялся совсем. Бабье лето завершилось ночным авралом на работе и профсоюзным собранием, на котором его отдел лишили квартальной премии. Его упомянули отдельно. Он понял, что с очередным повышением придётся подождать. Ещё год назад он перенёс бы такое играючи, но в этот раз что-то пошло не так.

– Дистония на почве стресса и перенапряжения. Криз. Хренозепам. Жополидол. Хуевалол. Принимать. Соблюдать. И самое главное. Своё это. Прекращать. Вы что себе думаете, а? Болит? И ещё не так будет!

Участковый врач продолжала пугать незнакомыми терминами. Но его беспокоило только одно. Отпуск. Через две недели солнце пропало совсем. Серое небо, похожее на мокрую простыню, с каждым днём опускалось всё ниже. Мокрые листья толстым слоем лежали на мостовой, и сдвинуть с места их было не под силу даже сильному ветру с дождём.