Сергей Бушов - Жёлтая виолончель

– Вы что-то замолчали, – голос Иванова вырвал меня из воспоминаний. – Могу я узнать, о чём вы задумались?

Я вздохнул:

– Я пытаюсь понять, какие события запоминаются надолго.

Руки Иванова, до сей поры спокойно лежавшие на коленях, вздрогнули. Пальцы согнулись, схватившись за мягкую, глянцевую ткань чёрных брюк. Лицо побледнело сквозь бороду, а оправа очков напиталась каким-то особым, магическим светом, исходящим из его глаз. Я понял, что затронул самые глубины его души, всколыхнул нечто такое, что для него очень болезненно и живо…

– Вот… вот… – пробормотал он. – Вот именно… Что, какие образы запечатлеваются и служат основой для дальнейших отпечатков… Это занимает меня больше всего.

Он опустил глаза.

– Кажется, я не совсем ясно говорю. Но… вот, – он выхватил у меня тетрадь и, перевернув страницу, нарисовал в середине жирную точку.

– Что это, по-вашему? – спросил он, пододвинув ко мне тетрадь.

– Точка, – ответил я.

– Вот видите! – восторжествовал Иванов. – Почему вы сказали "точка"? Я же показал вам целую тетрадь! Тетрадь намного больше и заметнее, чем маленькая точка, но назвали вы почему-то именно точку! Почему?

Я помедлил с ответом, но, наконец, произнес:

– Мало ли на свете тетрадей… Тетрадей с точками гораздо меньше.

– Да, – кивнул Иванов. – Пожалуй. Это одно из возможных объяснений. То есть мозг выделяет самое редкое, исключительное, такое, чего больше рядом нет.

Я подумал, что в той моей ссадине не было ничего исключительного. Обычная ссадина. Каждый рано или поздно разбивает ногу о камень или падает с велосипеда на шершавый асфальт. И ситуация сама по себе исключительной не была. В футбол играли в детстве практически все. Я хотел продолжить размышлять, но Иванов нетерпеливо подогнал меня:

– Ну же, что у вас там дальше?

– "Скобки – магнитофон". Ну, это совсем просто. "Скобки" по-английски "brackets", "bracket" – это подставка, подставка – это колонна, а колонки – это громкоговорители для магнитофона.

– Мм… – Иванов выглядел не вполне удовлетворённым. – Как-то всё это слишком длинно. Я бы сказал, слишком рассудочно. Может быть, скобки просто напомнили вам внешний вид магнитофона с колонками?

– Возможно, – подтвердил я. – Но вообще-то это моя ассоциация – как хочу, так и толкую.

– Ладно-ладно. Не сердитесь, – Иванов поспешил замять вопрос. – Продолжайте.

– «Дерево – смерть».

– Почему? – Иванов округлил глаза.

– Не знаю.

– Попробуйте объяснить.

– Не могу.

– Может, сучья деревьев кажутся вам похожими на руки мертвецов?

– Вам лучше знать. "Хвост – сеть".

– Погодите вы с хвостом… "Смерть" – это слово необычное, просто так оно в голову не придёт. Вы боитесь деревьев?

– Нет. Я собак боюсь.

– Может быть, вы просто очень часто думаете о смерти?

– Может быть.

– А когда вы видите дерево, вы чего-нибудь боитесь?

Моё терпение уже кончалось.

– Послушайте, доктор, вы маньяк. Ну с чего бы я боялся деревьев?

– Но почему смерть?

– Ну, не знаю… Может, мертвецы в земле, а деревья оттуда воду сосут. Может быть, поэтому.

– Хорошо. А хвост?

– Какой хвост? Фу… Ну вы и скачете… "Хвост – сеть", потому что у кошек шерсть растёт вдоль хвоста, а полоски поперёк. Получается сеть.

Иванов снял очки и принялся тереть пальцами уголки глаз.

– А когда вы говорите «сеть», вы вообще какую сеть представляете? Рыбацкую?

– Да трудно сказать, – ответил я. – Просто сеть. Клеточки. Вроде как решётку.

Решётка висит передо мной, расплывчатая, синяя, зыбкая. Мне холодно. Я по-прежнему бос, и ноги, стоящие на бетонном полу, коченеют. Я поджимаю их под себя. Я понимаю, что сижу в «обезьяннике». Или в том, что в этом странном синем мире заменяет камеру предварительного заключения. Отчего-то меня не очень это волнует. Я всё ещё наполовину там, в своём видении. Что это вообще было? Это не сон. Слишком реалистично. Я по-настоящему переживал всё, что произошло. Это не похоже на обычное воспоминание. Как будто бы я просто перескочил сознанием назад во времени, но при этом переместилось только моё «я», осознание себя как личности, а память и знания остались от того человека из прошлого. Тот я не знал, что с ним произойдёт в будущем. Правда, я, находящийся вроде как в будущем, вообще мало что знаю.

Я сижу на твёрдой скамье. В правой части живота ноет. Не знаю, что это может быть. Печень? Вроде не тут она, а левее. А что тогда? Что бывает, кроме печени? Я явно не спец в анатомии. Печень, печень… Печенье? Печенье может болеть? Оно может встать поперёк кишки и острыми краями колоть меня изнутри. Наверно, так и есть. Железное печенье. Только откуда оно взялось? Чушь какая… Ещё болит рука в запястье. Жжёт левую скулу. Похоже, там свежая рана. Может, в «бобика» неаккуратно сажали?