Юрий Толстихин - Эта непонятная штука – ЖИЗНЬ

Меня убила сосулька. Размозжила мою голову на части, и я еще долго бился в конвульсиях. Сколько же хлопот доставили ошмётки моих мозгов тем, кто пытался помочь. Да и той крыше, с которой она упала, тоже досталось. Честно, такой цели не было. Особенно досталось моему другу Игорю, которому я всё еще иногда досаждаю вместе со своей одержимостью.

Глыба недавно пыталась свалиться и на его голову, но у Игоря или голова прочная и слишком горячая, что лёд тает еще на подлёте, либо, то, что для меня лавина, для него – небольшая неприятность. В общем, он гораздо легче перенёс ранение.

А сегодня на улице зимы еще не было. Была осень. Я прошёл мимо старинного театра, свернул за угол и пошёл домой. Луна была большая, огромная желтая освещала город. Красиво! Жаль, что в городах не видно много звёзд. Их подменяют огни большого города, но это как сахар и аспартам – совсем не то! С другой стороны – об этом не стоит сильно переживать.

Я завалился домой. Шёл около часа, ноги под конец дня уже подкашивались. Леся, кажется, спала. Голова гудела от мыслей. Словно рой пчёл: они атаковали меня, не давали нормально существовать. У меня всегда было два пути – глушить размышления музыкой или чем-то крепким. Не желая будить Лесю, я отбросил первый вариант и потянулся за вторым, который стоял под барной стойкой на кухне. В холодильнике нашёл немного колы – виски с водой пить я перестал после первой же пробы

Из бутылки, вместе с характерным звуком открывающейся пробки, вылетела, как джин, Ева. Она, в отличие от меня, могла лицезреть суету в моей голове. Я мог лишь чувствовать.

– Ну что ты, весь такой тревожный? – сказала она. Взяла за плечи, провела по спине холодными ладонями. – Может, устроим ночное путешествие? Я такое выдумала! – я выпил, снова надел уставшую гримасу и отмахнулся рукой от возбуждённой музы. – Еще недолго и я буду считать тебя творческим импотентом! У тебя за этот год одни стишки и ни одного рассказа! И смех и грех. Ты же стихи любишь меньше, чем прозу! – Я согласился. Но на прозу совершенно не было времени. Быть может, если я не писал стихи, у меня остались бы идеи для полноценного романа. Но я уже был не в форме.

Осторожно влез в кровать. На лицо Леси падал свет луны, поэтому я видел, что глаза ее открыты. – Как ты? – шепотом спросил я. Она вытерла слезы об моё плечо и молча прижалась. Она сопела. Звучно. Мне нравилось. Так и уснули

обнявшись.

Будильник на 7, подъем чуть ли не в 8, скорый завтрак овсяной кашей, автобус и вот я на месте. Кто бы мне сказал пару лет назад, что я буду каждую неделю смотреть на труп, подвешенный за крючок в кабинете, разбираться в каком из трёх больших военных зеленых ящиков какие именно кости лежат, доставать мозги из формалина – я бы не поверил.

В коридоре повстречал нашего препода. Идеально выглаженный халат и костюм, добрый взгляд и седые волосы – все при нем. Как же я обожаю седые волосы. Если бы я, как в игре, мог выбирать цвет волос при рождении, то

обязательно выбрал бы цвет седины. Это статусно, мощно!

Помню, он рассказывал, как стал анатомом. Каждый день сидел в анатомичке с кучей учебников и трупами, разбирал, писал, переписывал. Предмет, конечно, увлекательный. Наверное, самый-самый из всех, что были за год. Но всё же не так сильно захватывал, как литература. Фёдор Афанасьевич (преподаватель) как-то рассказывал, как чистил детскую голову в пакетик, сидя на съезде пионеров (стоит сделать сноску и пояснить, что это всё легально и документально заверено;

звучит жутко, но привыкаешь быстро) А глаза-то у Фёдора Афанасьевича добрые. Руки матёрые! И все ради науки, ради блага учеников и их последующих пациентов, но «Но» всплывает часто

Когда мы пришли в анатомичку в первую неделю после поступления, мы ходили, поджав хвосты, осматривались и чуть ли не подскакивали от каждого шороха, трогали препараты в резиновых перчатках. Спустя несколько дней мы уже спокойно гоняли чаи в перерывах рядом с костьми черепа (а после и всеми органами: от языка до кишок и т.п.). Возможно, дико.

Моя Первая любовь и Леся были уверены, что все процедуры проходят в перчатках. Они спросили. Я соврал. Да, это нечестно, но у людей просто нет осознания того, что это обычные препараты. Считайте, что они из пластмассы или картона. Целее будут ваши нервы и наши отношения.

Тела, пробыв невостребованными 3 месяца, проходят процедуру декриминализации в нужной инстанции и после передаются на благо науки.