Юрий Толстихин - Эта непонятная штука – ЖИЗНЬ

Ты написал. И довольный! Сидишь. Чай пьешь. И перечитываешь, перечитываешь.

Когда я начинал рассказ с похожей идеей – о писательском ремесле (хотя я об это имею лишь какие-то неявные знания и мнимые догадки) пару лет назад, он начинался со слов: «В дверной замок воткнули ключ и прокрутили пару раз против часовой стрелки. Новенькие шестеренки вонзились одна в другую и, после недолгого скрипа, отворилась массивная дверь. На пороге стоял до последней нитки промокший молодой человек лет двадцати пяти; он поставил на пол спортивную сумку и лениво снял потертое пальто, с которого то и дело скатывались капли».

Конечно, это всё красиво, но не сейчас. Главный герой романа, абзац которого представлен выше – писатель, получивший огромный гонорар (ха-ха-ха) и говорящий, что «деньги всего лишь бумага». Ну не идиот ли я был пару лет назад?

Деньги, черт их дери (а лучше дай мне, мистер Черт), – очень важная вещь. Я не говорю, что это цель, но это очень приятное средство, согласитесь. Скажем так, если вы будете покупать своему коту корм только на идею, которую имеете, то Барсик откинет лапки и окончательно выпрямит хвостик очень скоро, ведь жрать ему будет нечего, равно как и вам.

Нажиться на книгах в наше время – вещь, кажется, смехотворная и даже дикая. В этом бешенном ритме суеты мега и не очень полисов люди, если им не ткнуть в лицо, вряд ли будут читать Васю Пупкина, которого никто не знает. Они лучше прочтут проверенный «Шантарам» или «любимую книгу каждого первого русского»

«Мастера и Маргариту». Если быть честным, в школе было непонятно: почему мы должны разбирать произведения суицидников и алкоголиков, а если я принесу стих, то всё должно быть ясно и по полочкам.

Естественно я – никто, но эта любовь к общепринятому меня всегда угнетала и доводила до глупой улыбки. Со временем ты привыкаешь и просто ждёшь удачной возможности стать алкоголиком или суицидником.

Да, бывает и такое. Но не нужно кидаться в меня томатами, яйцами и ботинками!

Первой, думаю, стоить представить вам Олесю или, как я её называю, Лесю. Мы знакомы почти год, месяца два она уже живёт со мной, ну и я с ней, соответственно. У нее приятная внешность: карие глаза, каштановые волосы до плеч, выпирающая попа – но за год, при всех моих потугах найти что-то

сокровенное в ней, вышеперечисленное оказалось всем, что я нашел. Даже стихов ей не посвятил, хотя спим вместе.

О нет, я проговорился. Ладно! Будучи романтиком-идиотом каюсь: всё еще считаю, что любовь одна на всю жизнь (если меня в этом кто-то переубедит, то я человеку буду очень благодарен) и если в сердце есть какое-то местечко для человека, то он будет там, пока сердце не остановится и оно не пропадёт окончательно. Хочется верить, что Леся это понимает, иначе канатик,

связывающий меня с это лодочкой, придётся обрубить. Не то чтобы я денно и нощно искал с кем жить – погулял там, сям. Если кто-то может бросить свои планы и, потратив несколько часов на дорогу, приезжает к тебе на встречу, то это заявка на серьезные отношения, в которые Леся, к моему счастью, нос не сует да ручки не тянет. Просто вместе спим, просто вместе едим.

Раньше (сейчас в меньшей степени) порицал такие виды отношений, но если либидо есть, то его нужно удовлетворять. Не мне и не в этой книге рисовать пирамиду потребностей Маслоу, сами всё понимаете.

Так вот, с Лесей я проживаю, а с другой девушкой я живу. Не имею понятия, какую форму она принимала, когда я начинал что-то создавать, но в данный момент это рыжеволосая мадемуазель с приятным лицом, пронзающим взглядом и красивым телом. Я говорю про музу. Ей не нравится, когда я её так называют. Себя она называет Ева, мне остается только подчиниться. Если Леся

обидится на что-то и уйдет, я не буду горевать, а вот если Ева покинет мои будни, то я скоропостижно скончаюсь. У меня есть две любви, и Ева – одна из них.

Девушки никогда не встречались. Это ли не чудо! Порой, сидишь такой, смотришь с Лесей кино на диване, в комнату сквозь стену влетает Ева (считайте, что это приведение, которое вижу только я), садится рядом, уговаривает тебя, и ты уходишь писать роман или рассказ. Что бы я без нее делал! Леся привыкла к моему трёпу ни о чем с «воображаемым другом», а Ева недолюбливала её: постоянно просила выгнать или побить Лесю, обещала придумать стопроцентное алиби, видимо, ревновала.