Илья Чернецов - Хаос

– Мы остаёмся. Звонил Вартан. Он едет кушать.

Всегда ненавидел это слово. «Кушать». Но не знал почему. А так как все говорят так, то в первой версии «Вакуума» – «Жестяной карусели» – пару раз его использовал в прямой речи персонажей, считая, что так надо. Мой первый редактор – Маргарита Рюрикова, знаток русского языка и разносторонне развитая личность – облекла мою ненависть в форму:

– В русском языке нет слова «кушать». Оно лакейское. Некрасиво писателю его использовать.

Насквозь подхалимское, рождённое в низах и активно используемое ими. Это слово прислуги, созданное в качестве изящной обёртки для простого действия – процесса поглощения пищи людьми, имеющими власть. Прислуга не может сказать: «Коля ест». Прислуга говорит: «Господин кушает». Прислуге очень важно обозначить своё унижение перед тем, кто может нагнуть прислугу и вставить в задницу.

«Есть» – отличное слово. «Хавать», «жрать». Хоть последние два и грубые, но даже они более настоящие, чем это. «Кушать» – это как: «Не будете ли вы столь любезны, чтобы наступить мне на лицо, дабы я мог продемонстрировать своё восхищение вашей персоной, лизнув подошву вашего ботинка».

Вартан – учредитель ресторана. Низкорослый тип с серьёзной заточкой, заметно лебезящий перед известными клиентами. Но сокрушающий взглядом своих работников.

Он едет.

Трепещите, жалкие рабы. Хозяин едет. Кушать.

Сколько он будет жрать? Час? Два? Выпишет шлюх? Понюхает кокаин? Придут важные клиенты, и он понюхает им очко? Забухает? Может, он просто выпьет чашечку жасминового чая?

Какая, на хрен, разница – сколько он пробудет? Я не стану ждать этого в полчеловека ростом пидора.

Я хочу душ, я хочу сон. И не важно, в какой там комнате на Братьев Черепановых я живу. Не важно, из каких там Набережных Челнов я приехал. Не важно, какой там московской прописки у меня нет. И плевать, что я всего лишь бармен.

Я живу в своей стране, работаю на совесть. Хоть и ненавижу свою работу, я делаю её на все сто. Ведь профессия-то мне нравится. Я получаю те деньги, которые в двадцать мне казались классными. А сейчас я не могу взять на них даже ипотеку. Я иду на баррикады? Нет. Я создаю группы в соцсетях «Долой несправедливость»? Нет. Я насилую-граблю-убиваю? Нет. Я честный человек, бармен, я пишу книги, и моя неизвестность – это моя личная проблема. Я не требую к себе особого внимания. Я простой, добропорядочный гражданин, любящий свою страну и своего президента.

Я должен засунуть в задницу свои потребности и ждать Вартана? Уартана-уася! Чтобы меня просто не уволили? Да, мне не подбашляют за баттхёрт. Я работаю в модном ресторане, и этот вечерний визит – издержки производства.

Я стою за стойкой, и передо мной практически осязаемо висит переливающаяся неоном вывеска:

ПИДОР, ТЫ СОСЁШЬ

Что я должен сделать, чтобы ко мне относились как к человеку, а не как к рабу? Добиться влиятельности? Но мне этого не нужно. Я просто хочу писать, понятно? Просто писать, просто быть честным человеком. И периодически бухать с Зайцевым. Мне не нужны ни яхты, ни виллы. Просто писать, имея достаточный уровень комфорта. Всё. Я люблю это, я люблю жизнь. И вообще-то, я очень люблю людей. Людей не в смысле представителей человеческой расы, а людей в смысле созидательно-ориентированных личностей, обладающих чувством собственного достоинства.

Но я терпеть не могу, когда кто-то не считает меня за человека только потому, что я не могу его купить, поставить раком и сунуть ему в жопу так, чтобы он рыдал от счастья, что такой великий, влиятельный и невъебенный пацан вдул ему по самые орехи.

Даже несмотря на то что передо мной стоял лысый модный пидор, я сказал ему, что чисто по-человечески это неправильно. Что нехорошо так поступать с людьми.

На что он, конечно, ответил, что вот типа это модный ресторан, гламур, вся хуйня, держись за это место.

Ну и всё. Положил на стойку фартук и ушёл. Я сам решаю, быть мне пидором или нет. Ни одна работа не стоит унижения.

Вот и весь ответ. И так трачу половину жизни на бесполезных людей и бессмысленные действия, так ещё эти никакие люди считают, что владеют моим временем. Владеют мной. Нет. Если и здесь будет происходить такое, я точно так же уволюсь. Я не дорожу этой работой. Я не дорожу любой работой. Я не дорожу работой в принципе. Я просто хожу сюда, чтобы кормить себя, платить ренту, одеваться и прочий быт.

Артём – менеджер. И сколько бы он ни был человеком, личность внутри него не позволит ему вырваться из парадигмы «Менеджер в модном ресторане». Рано или поздно он припомнит мне эту историю, если я ему её расскажу. Так что нет, не расскажу.