Александра Куликова - Петров. Повесть

– Так во что же верить? Где истина?

– Истина – в Евангелии, – вот тут Пашка совершенно потерял дар речи. Чтобы профессор, доктор философских наук, в полной мере познавший диалектику Гегеля и цитирующий Канта в оригинале, заявил такое? Но тут в нём проснулась жалость к этому исхудавшему, измученному сухим судорожным кашлем одинокому старику – наверное, сказанное им было лишь последствием тяжелой болезни.

– Ну не надо на меня так смотреть! Петров! Я в абсолютно здравом уме и твердой памяти!

– Извините, Валентин Евграфыч…

– Извиняю. Послушай… я-то человек пропащий. Куда уж мне спасаться? Это я сейчас ученый, профессор, приличный человек, а в юности я много чего творил. И в попов из рогатки стрелял, и на храмовых стенах краской матерные слова писал, и много чего еще… Время было такое, безбожное. Вот и расплачиваюсь. Мне этот рак ведь не просто так, а за грехи мои. Но ты-то еще молод! Оглянись! Я многое в жизни видел и слышал, и нигде, нигде ты не найдешь столько чистой и искренней любви, сколько есть в живой и разумной Вере! Бог есть любовь, у Бога лишь истина! Искреннюю Веру не купить и не продать, в отличие … – старик снова закашлялся. На этот раз совсем тяжко и сильно. Забежала сиделка, начала рыться в медикаментах. Павел почувствовал себя лишним.

Растерянный и сбитый с толку, он вышел из квартиры своего любимого преподавателя и пошел, не разбирая дороги. Остановился лишь тогда, когда его начали душить непрошеные слёзы. Горячими потоками они начали стекать по его лицу, обжигая кожу. Он чувствовал себя одиноким и преданным. Ему больше не во что было верить…

Павел вздрогнул и, будто его кто-то толкнул, упал. Не сразу сообразив в чем дело и ничего не видя перед собой заплаканными глазами, он сел, опершись о что-то спиной. А в маленькой церквушке, к которой он незаметно для себя пришел, звонили к вечерне. Звук был гулкий и сочный, отдававшийся вибрациями в груди Павла и металлических прутьях церковной ограды, к которой он прислонился спиной.

2

Обессиленный переживаниями, Павел впал в забытье. Сколько он так просидел, он не знал, и очнулся лишь тогда, когда его окликнули:

– Юноша! Вы бы не сидели во так, на земле… холодно же ведь, простудитесь.

Пашка поднял голову – возле него стоял белый, как лунь, старичок с густой окладистой бородой. Павел в его состоянии хотел было рассердиться, что ему указывают, но сдержался, ведь он был весьма и весьма воспитанный молодой человек; впрочем, это не было главной причиной. В голосе старика слышалась искренняя обеспокоенность и забота, а его глаза смотрели на юношу с такой теплотой и лаской, с какой обычно на него смотрела его ныне покойная бабушка. Пашка вздрогнул. Он действительно очень замерз.

– Ооо… да вы и впрямь совсем продрогли! Не откажите старику в чашке чая? Я живу здесь недалеко, – всё те же мягким голосом проговорил старик, махнув рукой в сторону хрущевок, стоящих через дорогу.

Не поняв сам почему, Пашка встал с земли, и, отряхнув пальто и плотнее в него закутавшись, кивнул головой своему новому знакомому. Ему действительно было очень холодно. А где он находился, он не имел ни малейшего представления, и чашка горячего чая была бы не лишней. Пашка попытался было представить себе старичка в роли маньяка или одного из представителей какой-нибудь секты, которые, как голодные волки рыскают в поисках неокрепшей или отчаявшейся души, но он, напротив, чувствовал себя рядом со стариком в полной безопасности.

Старичок жил в ближайшем доме, и, как оказалось, в крошечной однушке на первом этаже. В его квартире пахло прополисом, какими-то травами, яблоками и ещё чем-то знакомым, однако чем, Павел не мог вспомнить. «А не „знахарь“-экстрасенс ли он какой-нибудь?» – промелькнуло было в голове у Пашки, но в ту же секунду старик включил свет, и юноша вздрогнул: его новый знакомый был одет в… рясу! Однако у юноши язык бы не повернулся назвать его попом, ибо старик выглядел не так, как по Пашкиному мнению должны были выглядеть «наглые обожравшиеся попы, жадно и беспощадно обдирающие легковерный народ».

– О, не стоит беспокоиться, юноша! Я вас не съем – добродушно засмеялся священник, словно прочитав его мысли, – чашка чая с мёдом вам не повредит, а после этого я вас не задержу. Проходите на кухню, сейчас я поставлю чайник.

– Я… мне бы помыть руки… – рассеяно и немного виновато протянул Павел.

– Конечно, конечно! Вот ванная, в шкафу над раковиной вы найдете чистое полотенце.