Олег Новокщёнов - Amystis

Впервые Василий дрался на дуэли с князем Мезецким. Поводом послужило единовременное сватовство дуэлянтов к княжне Елене Петровне Татевой, будущей жене Василия Фёдоровича. Добившись её руки столь простым и эффективным способом, князь стал всё чаще прибегать к вышеозначенному средству. Поединком он разрешал местнические споры, избавлялся от долговых обязательств и назойливых журналистов. Опричный террор не коснулся его, поскольку Иван IV считал его ходячим трупом. Однако, сражаясь чуть ли не каждую неделю, Василий Фёдорович непременно оставался в живых. Более того, его пагубная привычка зачастую шла на пользу изнурённому войной на два фронта государству. В один из памятных моментов Ливонской войны, когда осаждённый Псков трепетал при виде польско-литовских войск Стефана Батория, князь по счастью оказался среди осаждённых, более того, он возглавлял псковский гарнизон. Стрельцы гарнизона были крайне деморализованы и могли идти в бой только приняв такое количество спиртного, которого как раз хватало для утраты способности самостоятельно влезть на коня. Таким образом, они без конца закаляли свой боевой дух, утрачивая боеспособность, а протрезвев и восстановив её, лишались боевого духа. В этих драматических обстоятельствах Василий Фёдорович Скопин-Шуйский действовал единственным доступным ему методом: с крепостной стены он по какому-то совершенно незначительному поводу вызвал Стефана Батория на дуэль! Надменный полководец в ответ заявил, что имеет достаточно воинов, готовых защитить его честь. Уловка Батория нисколько не смутила Скопина, он немедля изъявил желание драться с сотней самых родовитых польских шляхтичей и велел им метать жребий, дабы выяснить очерёдность их смертей. Ошарашенные поляки, превыше всего ставящие честь, принесли ему свои извинения и отступили от стен Пскова.

Впрочем, эта победа была последней в череде удач. Вскоре Иоанн Грозный скончался, а пришедший к власти после недолгой подковёрной борьбы прагматичный временщик Борис Годунов отправил воеводу в отставку. Попытки апелляций, направленных в адрес Андрея Щелкалова, ещё более ухудшили дело и привели к высылке князя Василия в родовое имение. Лишённый возможности дуэлировать Скопин пристрастился к мужицким кулачным боям, экстремальному туризму и дегустации собственноручно приготовленных условно-ядовитых корейских блюд. Но эти забавы всё же казались ему слишком безопасными, а потому совершенно не удовлетворяли его аппетиты, взращенные на привычке стоять перед целящимся в упор противником. Пристыжённый письмами из столицы Василий Фёдорович запирался в своём кабинете и работал над изобретением какого-то диковинного оружия, состоящего из совмещённых в единый механизм шести пищальных стволов. После нескольких лет работы князь вышел из кабинета, сияющий от осознания величия собственной мысли – смертоносный агрегат был готов. Попрощавшись с женой и сыном, Скопин приступил к испытаниям. Зарядив один из стволов, он раскрутил замысловатое орудие и, перекрестившись, размозжил себе голову. Так в 1593 году была изобретена «русская рулетка».

Супруга Василия Фёдоровича Елена Петровна Татева-Скопина-Шуйская нисколько не удивилась произошедшему и даже не была опечалена смертью мужа. За долгие годы совместной жизни она привыкла ко всему. Нет, первое время Елена искренне переживала, отговаривала Василия от смертельных поединков, устраивала истерики; но затем, когда муж раз за разом неизменно возвращался живым, она прониклась священным трепетом перед необъяснимым сбоем теории вероятности и стала воспринимать происходящее как чудо. В конечном счёте, чудо приняло характер обыденности и ощущалось ею как нечто само собой разумеющееся.

Вообще, Елена Петровна жила достаточно странной жизнью, и скорее не по причине своего характера, а по воле обстоятельств. Например, она совершенно не занималась домашним хозяйством, отвечая на вопросы подруг: «Боже мой, ну как я могу ужины готовить, когда Вася беспрерывно стреляется! Вот как-то вышиваю перину, а сама думаю: с кем я спать на ней буду? Некрофиличка я что ль?». Неудивительно, что Елена вскоре совершенно разлюбила мужа, но не изменяла ему по тем же причинам – её манила перспектива скорого и весёлого вдовства. Она постоянно думала о том, как, получив скорбное известие, вскинет руки в порыве притворного горя, что наденет на панихиду, кого пригласит на поминки, какой из подруг будет плакаться о своей нужде, а с какой строить планы на вечер, и, в конце концов, как она закатится на Ибицу, когда закончится вся эта кутерьма. Так в ожидании и прошли десятилетия её замужества. Когда же, наконец, желанное событие случилось, ни радоваться, ни горевать не было уже ни сил, ни желания.