Олег Новокщёнов - Amystis

Елена Петровна была женщиной редкого ума, а потому почти сразу поняла, что жизнь её прошла впустую и не будет больше ничего. Исправлять ошибки было поздно, признавать их – стыдно, раскаиваться – глупо. И тут она решила пойти по пути самоосмеяния и довести свою жизнь до полного абсурда. Проведя не один день в бесплодных размышлениях, однажды вечером она вдруг встала с кресла, потушила сигарету, расхохоталась и начала действовать. Впрочем, её действия носили весьма странный характер и скорее напоминали бездействие. Елена Петровна стала изображать ожидание чего-то, о чём она не хотела никому говорить. Она постоянно интриговала подруг многочасовыми телефонными разговорами, намекала знакомым, и вообще всем своим видом показывала – вот-вот что-то случится! В результате она опутала себя сетями сплетен такого невероятного масштаба и настолько шокирующего содержания, что ни одна из юных придворных барышень-тусовщиц не могла тягаться с почтенной вдовой опального воеводы. Подобные интеллектуальные забавы доставляли Елене Петровне истинное наслаждение, и она вскоре поняла, что на склоне лет наконец обрела себя.

Елена Петровна была прекрасной матерью. Она нежно любила своего сына Мишу, и потому не принимала в его воспитании никакого участия. Она вообще старалась не показываться ему на глаза. Ребёнок, заваленный игрушками и не принуждаемый ни к чему, рано осознал вульгарность подвижных игр на природе и приступил к самообразованию. Как известно, самообразование имеет ряд очевидных и неоспоримых преимуществ перед общеобразовательным бездельем, но также оно содержит в себе многочисленные ловушки и капканы для лишённых академичной педантичности детских умов. Не один пылкий юноша, склонный к наукам, помешался на почве самосовершенствования, так и не достигнув половой зрелости. Но не таков был молодой князь Михаил – человек, разрушивший общепринятые представления о начальном образовании.

Перед нами одно из скудных свидетельств начала жизненного пути М. В. Скопина-Шуйского – зелёная ученическая тетрадка с учебным планом на ближайшие пять лет, заполненная нетвёрдой рукой садовника и надиктованная князем (в десятилетнем возрасте он ещё не умел писать):

Первый семестр – этикет.

Второй семестр – этикет, этикет и ещё раз этикет.

Третий семестр – педагогика; методика преподавания.

Четвёртый семестр – чтение; языкознание; письмо; каллиграфия; криптография.

Пятый семестр – изучение монографии «Викторианский шик: основы дендизма».

Шестой семестр – математика (зачёркнуто); арифметика (зачёркнуто); счёт. Седьмой семестр – релятивистская физика (пометка: сдана досрочно).

Восьмой семестр – история; философия; история философии; философия истории.

Девятый семестр – прочие гуманитарные дисциплины; языки.

Десятый семестр – изучение монографии «Викторианский шик: основы дендизма» на английском языке.

Неизвестно, был ли выполнен этот учебный план, однако появившийся при дворе в пятнадцатилетнем возрасте князь Михаил произвёл всеобщий фурор. Казалось, что он прибыл в Москву не из глухого рязанского села, а прямо из лондонского Орлеанского клуба или из английского Royal Society.

Слухи и сплетни, окружившие молодого князя и, очевидно, доставшиеся ему в наследство от матери, никоим образом не проливают свет на его детство. Помимо вышеприведённого учебного плана к раннему периоду жизни Скопина-Шуйского можно отнести лишь два документа. Первый – сообщение хорватского богослова Юрия Крижанича, жившего в середине XVII в. в России и интересовавшегося данной проблемой. Он упоминает о том, что князь Скопин в детстве был восхищён трактатом некоего Ф. Санхеса. Причём совершенно неясно, какой трактат и какой именно Санхес имеется в виду. Наиболее распространены две версии. Одна связанна с именем Франсишку Санхеса (1550–1623), португальского врача и философа, жившего во Франции и написавшего в 1581 году трактат «Почему ничего нельзя познать». Другая версия популярна в меньшей степени. Она указывает на испанского иезуита и казуиста Фому Санхеса (1550–1610), написавшего по поручению римской курии «Беседы о святых узах брака», предназначавшиеся для служителей церкви и запрещённые ею же по причине содержания вольных и богомерзких подробностей. Второй источник – листок бумаги, на котором рукою Скопина-Шуйского написано: «Ветеран Первой мировой войны рядовой Престон, вернувшись с фронта сильно контуженным, потерял память и реагировал только на слово „Бомбы!“». Смысл записи остался неясен для потомков.