Анна Князева - Два голоса

Через час весь персонал, оставшийся живым, выбежал на улицу. Звук не исчез: стены задерживали движение ветра, и он стал лишь громче. Они впервые лицезрели проявление собственной воли: кто-то из них уже не держал себя в руках и просто побежал оттуда прочь, кто-то смотрел на происходящее, успокоившись и делая попытку оценить реальные обстоятельства, кто-то упал на колени в крахе и просто плакал от неистовства понимания этого обмана, а кто-то с глазами мертвеца проявил с этой точки к этому звуку безразличие крайнего отчаяния и отправился дальше следить за больными. В основном это были санитары: они давно об этом прямо или косвенно знали, так как больше всех наблюдали состояния больных.

Все они хотели бы, чтобы это была полноценно управляемая технология, но увы: это уже была свободная природная реакция, произошедшая словно по спуску точки опорного рычага. Однако звук не исчез: он так и продолжал стрелять им в голову, а боль становилась только сильнее и сильнее. Оно било транслятор: в физическом теле при норме, даже в состоянии сверхактивности мозга, без специальной аппаратуры сигнал лишь эпицентрически копится в цикле техногенных рычагов. Вскоре они лишись разума, так как психически увидели всем коллективом смерть транслятора, мозг которого накопил такое количество звука (искажения пространства в парадоксе), что мозг не мог больше поддерживать свою работу и умер. Остатки врачей на улице впали в инстинктивную панику и начали кричать: «Голова! Голова! Что со мной! Больно! Больно!» Однако они, после сбоя цикличности мышления ещё не были адаптированы к тому, что транслятор, будучи мёртвым может быть ещё на точке созидания и заменён, а этот процесс снова прежним уже не будет: они, как организмы уже поняли, что состояние ненастоящее и назад нет дороги.

И главное все всегда и они в этот момент, искали виновного на Земле. Никто не мог поверить в то, что возможно захватывать другие планеты так. Однако, если бы это был природный фактор, такой чёткости интерпретации и цели именно убить конкретно свой вид бы не было: человек при критической реакции от страха смерти, которая тоже просто так не проявляется, стал бы вообще всё живое убивать. А у нас убийцы конкретно убивают свой вид, проявляя далеко в себе не животное, умирающее в неистовстве.

Но что было в Аду? В Аду был информационный крах понимания, что им в следующей жизни суждено жить в России, а там в параллели ещё и такой же кризис. Лепота, а не жизнь. Кто бы мог подумать, что в условиях аж наличия приборов манипуляции пространственной реальностью можно жить хуже нашего среднего класса? Можно, как в Японии: без мебели и заработной платы в условиях тёмного коммунизма и апокалипсиса, просто потому что «такая культура».

И куда не посмотри: везде всегда есть зоны неравности условий жизни. Ради чего они создают удобство? Всё всегда ради паразитизма на существе своего вида. Зачем он им? Убить, потому что реальность им решило убить другого и всё. Однако тут был парадокс: нет победителя, так как убийство на языке реальности есть смерть. Когда живое убивает свой вид, оно себе анестезию делает. Вывод? Все всё равно умрут и проблема общая: у них виды у всех забыли естественную смерть. Любая реакция убийства из-за этого теменного нарушения. Так надо не суицид бежать совершать, а посмотреть, что получилось хоть. Всё только из-за веры в вечность и привязанности к прошлой форме. Если это намеренно кто-то и сделал, чтобы быть самым лучшим – пусть. Его никто не будет почитать в его совершенстве, так как это совершенство настоящее, природное. Если есть почитание, то он до уродства изводил ради этого. Есть красота и совершенство, которое построено на изведении до изуродования собственной расы. Это просто проявление страха в почтении.

И пошло наше общество: убить друг друга во имя Божье и, чем медленнее, тем лучше Богу, но лишь в их мечте. Умрут в результате все. Всё только для того, чтобы сбежать от феномена отторжения реальности. Так вымирали все, а цикл в относительности только нарастал. Но, так как не было должного уровня боли, а все скидывали её психически на Землю, чтобы этим и убить в унижении, оставались в живых последними только здесь, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Игорь очнулся и покинул подсобку жёлтой пятиэтажки. В голове у него были словно бы куски чужого мяса и его мутило. Он испытывал только презрение к каждому прохожему, так как осознал это: они все об этом в курсе и от смерти другого ждут себе только будущее счастье на фоне его вечного уничтожения в составе их собственной плоти, которая будет получать от этого удовольствие и вожделеть его страдания, как другой плоти, им униженной. И так до смерти. До смерти. Чётко по отметке социальной иерархии, которую они даже некоторые видят.