Деревьев, оставшись в строю.
Не мне рассуждать – в этом кто виноват,
О горе сегодня пою.
Леса выгорали. Им жить бы да жить…
Но не изменить, не вернуть.
Огонь ни зверей, ни плодов не щадит.
Он гонит – в побег, в дальний путь.
Не их – им стоять, пищей злобной войны,
Сжигая – печали плодит.
А чья-то вина, чьи сердца холодны,
Опустится, как монолит.
Суда не прошу, не взываю к судьбе.
Я знаю – настигнет ответ
Все мысли, все души, вопросы к себе —
Их мука на множество лет.
Пусть будет. Пусть знают – не день и не два,
А всем поколениям впрок —
Моё обращенье – не просто слова:
Виновен – кто лес не берёг!
Людям дана любовь, чтоб её расходовать,
помнить и чувствовать, как щедра Земля:
как из наитий и сочленений хордовых
вышли в долины, горы, леса, поля.
Как обрели огонь в колыбелях каменных,
как допустили в сердце беду, вражду,
как из необоримых и неприкаянных
стали ещё жесточе, чем жар в аду.
Как возвестили царствие новой радости,
всепожирание на приязнь сменив —
мир, до ядра разъятый, замкнули радугой,
время очеловечив: часы и дни.
Всему своё начало, свой конец,
пусть будет скорбь утрате
соразмерна.
Корона вируса – таков венец,
нечаянно надетый в драме скверной.
Ты нас на торжище не позовёшь —
ведь за твою светящуюся душу
потребует Харон не медный грош —
он будет песни ласковые слушать.
И, зачарованный твоей игрой,
не в царство мёртвых отвезёт, а в кущи.
Ты только не молчи, играй и пой,
а мы подхватим – звонче, громче, пуще.
* * *
Жизнь уводила ввысь, но труд сочтя за милость
и с хваткой палача держась за ремесло,
я падала к земле и заново училась
ценить траву и лес, лопату и весло.
Я шла по топким мхам, сквозь бурелом и чащи,
у чуткого зверья перенимая нюх,
и жажда всех времён смирилась с настоящим,
увековечив плоть, очеловечив дух.
Город не ответил,
В чем есть жизни смысл,
В суетЕ-суЕте
Тихо плачет мысль.
Нахлебалась в вихре
Мутного канала,
Насмотрелась в цифре
Телесериала.
И теперь по Сити
Бродит ошалело,
Кривду выносить ей
Ох как надоело.
И сжигать в вулкане
До испепеленья,
И держать в капкане
До белого каленья.
Солнца луч прорвётся,
Унесёт мысль к морю.
А пока придётся
Выпить чашу горя.
Карантина конец – не близко…
Эх, какие мои года!
Я вхожу теперь
в группу риска,
Но входил я в неё – всегда.
Я немало бродил по свету,
Но давно – сквозь огонь и дым —
Я приветствовал криком Победу,
Рисковав рожденьем самим.
А потом и дворовое детство
Заставляло всегда рисковать:
Отвечать на уроках дерзко
И неправильно рисовать.
Проходил я армейскую службу
В элитарной части Осназ —
С привилегией: если нужно,
Рисковать, выполняя приказ.
Вся дальнейшая переписка
С веком, Родиной и с тобой —
Не выводит из зоны риска,
Но хоть точка последняя близко —
Мне не страшно с такой судьбой!
…И в бедах небывалых
Есть радость иногда:
В Венеции в каналах
Очистилась вода.
И появились рыбы,
Приплыв издалека,
Сменив паромов глыбы,
Белеют облака.
На площади Сан-Марко
Поменьше голубей,
И лучше нет подарка,
Чем пара лебедей,
Чем сводчатая арка
И тихий Мост грудей…
В былом – деленье это
Без тонкостей ночных
На куртизанок света
И попросту свечных.
Былое обольщенье
Припомню сгоряча —
Короткое общенье,
Пока горит свеча…
Трудно понять – это плюс или минус? —
Русской беседы привычные ноты:
– Вдруг да настигнет бушующий вирус?
– Господи, мне бы – ваши заботы!
Железный век, двадцатый год,
Весна… апрель и Пасха скоро.
А с улиц вдруг исчез народ,
И непривычно пуст наш город.
Сидим в квартирах взаперти,
Всему виною – вирус новый.
Он смог обычность запретить
И нам принёс венок терновый.
Коварно время – враг суров,
Осуждены мы на покорность.
Читать дальше