Владимир Гуга: ЗУУM-ная поэзия и проза периода пандемии

Он не хотел быть строчкой
выпуска новостей…

– Господи, дай отсрочку!
Пусть временной ручей
катит наш мир, как прежде,
многие сотни лет.
Господи, дай надежду,
что не сотрешь нас… Нет?
Вымрем, как динозавры?
Мы же чуть-чуть умней…
Дай дотянуть до «завтра»,
чтобы поднять детей,
чтобы смиритъ гордыню,
лучше познать себя.
Ты не жестоковыйный,
Господи, так нельзя…
Маску надев, перчатки,
взяв со стола очки,
выдохнул: – Всё в порядке,
хочешь молчать – молчи…
Может, хоть знак какой-то?

Переступил порог:
– Срочно добавить койки
в инфекционный блок!
Выдалась ночь спокойной,
время начать обход.
– Здравствуйте, знаю – больно,
вылечим, заживёт.
Нет, не несите вздора! —
голос и добр, и строг.
– Будете дома скоро.

…Он здесь и царь, и бог!

Наши пространства сузились
до квартир.
Высохло русло улицы.
Пуст эфир:

ни самолетный росчерк, ни
всполох фар.
Шаркая, по обочинам
бродит март.

Ветер скулит расстерянно,
нараспев.
Стихла стремина времени,
загустев,

днями стекает вязкими
со стены.
Окна дрожат под натиском
тишины.

Город затянут нитками
паутин.
Слово такое липкое —
карантин.

Снова память о том, чего не было
мне уснуть не даёт. Отбиться
от неё не могу. За пределами
повседневности, словно птицы,

кружат мысли. Пропитаны сыростью
занавески. Под сердцем ноет
ощущение необратимости:
я сдала и Урук и Трою —

над руинами грозы беснуются…
Мне же слышится, как знамёна
треплет ветер и людно на улицах
городов моих погребённых.

Я тоскую в хрустальных хороминах,
взяв у банка иллюзий ссуды.
На зубах остаётся оскоминой
вкус того, что уже не будет.

Серой тканью укутала тень
день.
Он ко мне просочился домой
мглой.
Тусклый вечер добавил печаль.
Жаль!
И ничем не смогла мне помочь
ночь.

В темноту опускается с крыш
тишь…
Только ветром взъерошенных крон
стон,
только лезвием врезанный в миг
крик,
только ставен, захлопнутых вдруг,
стук…

И беспомощно бьется в висках
страх,
и стекает со лба прямо в рот
пот,
и по коже бежит, точно вошь,
дрожь…
Неизбежность целует взасос —

Хоть бы мне милосердно помог
Бог,
снял бы с тоненьких крылышек муз
груз…
А по склонам чернеющих круч —
луч! —
золотистый, весёлый, живой,