Семенят маленькие ножки. Торопятся. Ещё многое надо успеть. А губы шепчут:
– Нет войне. Нет войне!
Чуть слышно несутся тапочки: топ-топ-топ, топ-топ-топ.
– Нет войне! Нет войне!! Нет войне!!!
Но войны не кончаются. И вот уже новая. Она совсем близко. Граница недалеко: оттуда иногда доносятся звуки взрывов. Там льётся новая кровь. И там снова погибают чьи-то мужья, братья, дети, внуки, правнуки.
Но губы шепчут. Губы продолжают шептать. Они шепчут. Шепчут губы.
Губы шепчут. Шепчут! Шепчут!! Шепчут!!!
И если подняться на высоту птичьего полёта, то среди жёлто-зелёных полей, на дороге, разъединяющих их, можно заметить движущуюся серую точку, одну на этом огромном пространстве, которое кажется таким спокойным и безмятежным. Это – Герасимовна. Она ходит по этой дороге уже много лет. У неё уже не осталось других дорог. Да и слов у неё других не осталось. Её губы шепчут одно:
– Нет войне. Нет войне! Нет войне!!!
«Давай до зореньки не спать…»
Давай до зореньки не спать
И с петухами ждать рассвета.
Ещё в отлогах тьма, и падь
Лучом рассветным не согрета;
И запах дыма от свечи
Пока не выветрен, устойчив, —
Перо в чернильнице смочив,
Тетрадку выберу потолще:
Как залихватски соловей
Со мной вступает в состязанье!..
Скорей в строку мою, скорей
На голос скоморохов ранних,
Бредущих меж веков, в пыли,
Откликнусь эхом запоздалым…
…И строчки, рдея, увели
За лист, за век… Куда попало!
«Как в глубине пространств и толкований…»
Как в глубине пространств и толкований
Сливаются в одно века и лист,
Что белизны стыдится… Или ранен
Тем, что ухабист путь к столу и мглист,
Как небо к осени, как утренний туман,
Как забродившая – ещё несвязно! – речь, —
И первый звук, как выплеск первый, дан,
Чтобы к себе внимание привлечь
С исходной стороны, с изнанки, с мет,
Что помнятся – едва, едва, едва…
Но я огнём божественным согрет,
Вхожу, как в реку, в главные слова…
«…Благая и незнаемая стать …»
…Благая и незнаемая стать —
Зерцало вод туманных, берег мшистый, —
Я очи долу не могу поднять:
Не говори, что ясны и лучисты…
Какие мне пророчества на днях
Выстукивала за окном синица? —
Что ей расскажешь бегло, второпях,
О дне, который длится, длится, длится…
…Бери-ка снова старую тетрадь
И слушай голос бренный, одинокий, —
Я так и не умею понимать
Из сора возникающие строки…
Их не найти, поверь мне, не найти:
Безвременье легло на век, на два, —
Мучительны и гибельны пути,
Раз тщетен звук… И дышится едва.
«Как холодно и горько… Час настал…»
Как холодно и горько… Час настал,
Мерцать огню над бездной ли, во взоре, —
И гулом наполнялся тёмный зал,
Как в ночь перед убийством… Или вскоре.
А ты впервые в жизни глух и нем:
Что голос, сорванный на переправе? —
Из двух больных и первозданных тем
Ни об одной здесь толковать не вправе…
…Едва касаясь чистого листа,
Его незрячести над белизною кожи,
Строке не быть единственной из ста,
Пока Господь, лукавя, не поможет.
Как – помнишь? – про наполненный сосуд
И силу, что нашла в нём заточенье:
За малый грех полюбят и спасут,
За свет неугасаемый вечерний…
I
Читают рядом Пастернака:
Понять… И не сойти с ума,
Как нотного броженье знака
И партитурная чума…
Бывает, что от писем строгих
Седеешь к тридцати годам,
Петляют строки, как дороги,
Им по крупицам всё отдам
За час, за миг без суеты,
Без голоса из дали лет…
Я с Летой перешёл на «ты», —
Тиха, как сон… Возврата нет.
II
А голос, что звучит устало
Из дальних лет, из ближних вотчин,
Твой век преобразует в малость,
Чем вдохновеннее, тем проще, —
Сшибутся в образе едином,
Как слётки первородных тем —
Вода и воздух, соль и глина,
И далее – ко всем, ко всем…
Читают рядом Пастернака
И жизнь на пустячок велась:
Я жду ответа или знака,
Что с веком неразрывна связь…
«…На юг отплыли нынче корабли…»
…На юг отплыли нынче корабли,
С попутным ветром не было хлопот,
Как палубу, душа меня скоблит
И выжигает изнутри, что вот,
Читать дальше