Дмитрий Мечников: Веллер-квартет. Повести и рассказы

«НЕ ТЕ вопросы задавал, под грамотного МАСКИРОВАЛСЯ!!! ВСЕ врачи ЗАДАЮТ НЕ ТЕ ВОПРОСЫ!! Так они же скольких ещё уморят? Они у меня попляшут! Я научу их, какие правильные диагностические мысли они должны иметь в своих чугунных головах! Да, „Оптимизатор“… надо создать компьютерную программу по оптимизации врачебных диагностических мыслей… Да почему „врачебных“? Какие они после всего этого врачи? Ведь что от них требуется? Мыслить, как будет предписано стандартами „Оптимизатора“… А они задают не те вопросы и убивают… Врачи и убийцы – суть одно и то же! Даже если бы Куколку удалось вернуть к жизни, то это привело бы к расходу дополнительных лекарств, необходимости пребывания в лечебном учреждении и прочему, то есть к лишней растрате финансов. А этого можно было избежать, правильно задав нужные вопросы. Поэтому они не врачи, а… дьявольщина, нет для них названия… ничего не приходит в голову», – метался тогда мыслью беспокойной без пяти минут реформатор и уже заработал изрядную боль в затылке и подступающую дурноту.

Артериальное давление скакнуло к отметке 200 мм рт. ст., хотя раньше ничего подобного он за собой не замечал. Вениамин Николаевич взял под язык и совершенно растворил таблетку коринфара (от Куколки осталась – слезливо свербело в мозгу). «Хорошо, пришла мне среди горя и слёз гениальная мысль! Для начала я их переименую. Врачи будут называться „объекты медицинских реформ“, сокращённо ОМР. Какие реформы будем проводить, так их и нагнём!» – отпустило затылок, и дурнота начала постепенно покидать будущего великого человека. «А пациенты будут называться „клиентами-правообладателями“, чтобы могли по первому сомнению потребовать ответа и указать, из какой известной субстанции сделаны эти ОМРы». Свинцов заметно воспрянул духом, не заметив, как вызывавший буквально минуту назад душевные страдания образ замученной насмерть Куколки из мыслей постепенно улетучился. Так, в состоянии преодоления острого горя и родился замысел великой Реформы, призванной совершить революцию в диагностическом мышлении и привести к нешуточной экономии бюджетных средств при большей эффективности работы системы.

Свинцов выключил приёмник. «Что-то я увлёкся воспоминаниями, а ОМРы уж, наверное, собрались в зале и трясутся в ожидании меня мелкой дрожью. И теоретическую часть „Оптимизатора“, верно, уже отпечатали на бумажном носителе. Листки, небось, в дрожащих руках не держатся. С пола собирать приходится. Пойду посмотрю, как они освоили новый материал с помощью, как они говорят, „тремора“ – кажется, выговорил, уф!» Вениамин Николаевич поднялся с удобной кровати и вальяжной походкой вышел из палаты.

Душно натопленный актовый зал представлял собой странную смесь прогрессивного оборудования с видавшими виды скрипящими деревянными креслами с процарапанными спинками, где явно не хватало только нецензурных надписей. Как-никак интеллигенция работает. В зале собралось до дюжины ОМРов, до реформы именовавшихся участковыми врачами, врачами общей практики, педиатрами, и единичные представители других специальностей. На их лицах внимательный наблюдатель без труда разглядел бы то ли приближение конца света, то ли ожидание буквально сию минуту грубого насилия с элементами садомазохизма.

«В лучшем случае вышвырнут за долгие годы безупречной службы», – проносились то здесь, то там полузадушенные тоскливые шепотки «счастливцев», ознакомленных буквально два часа назад с изобретением великого реформатора. Впрочем, наглые ухмылки, временами проскакивающие на отдельных лицах, несомненно указывали на наличие фиги в кармане по поводу прочитанного. Если по правде, то замешательство у почтенных «гиппократовых» потомков произошло в силу причудливого смешения собственного интеллекта с мыслями, предписанными «Оптимизатором». Иные «стахановцы» попробовали даже думать по-оптимизаторски, но непослушные мысли, порождённые медицинским институтом, интуицией да и просто здравым смыслом, не хотели уходить под давлением свинцовской интеллектуальной продукции.

– Что, ждёте не дождётесь? И не скучаете, – самодовольно пробасил Свинцов, усаживаясь в центре президиума, представленного больничной административной верхушкой. – Прошло каких-нибудь полтора часа, пока меня в вашу платную палату помещали, и я уже тут. Как там у Достоевского: «Пришёл, увидел, наказал!» – да? «Преступление и наказание» читали? Пришёл, значит, увидел, что за дела воротит старуха-процентщица, да и наказал, типа разобрался. Слышали про того, кто брал два процента за подпись? Это уже нахальство. Так эта старуха-процентщица три процента брала. «За один процент надо работать на твоей должности, рукозагрёбщица, за один процент», – разобрался киллер-Раскольников и расколол ей топориком тыковку. Борьба с коррупцией, так-то! Ну, это я так, тонко литературно пошутил. Представляться, я надеюсь, не надо, меня и так все знают, и я о вас всё знаю. Не читали роман-то? – вернулся Свинцов к бессмертному произведению великого русского классика.