Константин Зарубин - Шла по берегу подёнка. Балтийская повесть

– … Быть родственником?

– Понимаете… – Он явно выстраивал в уме формулировку потактичней. – У Александра хорошая страховка. Сейчас ему на Твайка поставят диагноз. Можно без проблем перевести в «Янтарную обитель». Только надо, чтобы близкое лицо одобрило перевод. Потому что диагноз будет такой, что у Александра временная нетрудоспособность. Ну, не нетрудо…, а – как это по-русски? Что он не может принимать решения.

– Эээ… Невменяемость?

– Невменяемость. Временная. Это надо для страховки. А если невменяемость, надо, чтобы близкое лицо одобрило перевод. Других близких лиц рядом сейчас нет. Мы связались с матерью и сестрой. Но они в Израиле. Вы знаете, наверное.

– Да.

– Сестра прилетит завтра утром. Вы поможете пока?

В голосе клетчатого полицейского послышались те же умоляющие нотки, при помощи которых он спихнул на свою сотрудницу Лигу разговор со словенским посольством. Как я узнал позже, устроить Сашку в «Янтарную обитель» ему приказало самое высокое начальство. Начальство боялось, что нагрянут словенцы, явится родня из Израиля, и вся эта заграничная публика объявит условия в государственной психушке неадекватными.

По-моему, зря оно боялось. Условия в психиатрическом центре на Твайка не самые страшные. Хотя отдельную палату в мансарде под красной черепицей Сашке бы там, безусловно, не отвели. Не говоря уже про вид на море. На то самое море, по краю которого в тёплые дни позднего лета ходит Кира.

Да и врача, наблюдавшего Киру четыре года подряд, в психбольнице на Твайка тоже не было.

Нормально поговорить с Сашкой у меня в тот день так и не получилось. Когда я добрался до больницы, его уже накачали какой-то тормозящей наркотой. Он лежал на нерасстеленной кровати в трёхместной палате, под безучастным присмотром крепкого медбрата. Один из соседей по палате читал цветастую газету с большими заголовками. Другой сосед отсутствовал.

На Сашке были серые летние брюки и бледно-голубая рубашка, расстёгнутая на две верхние пуговицы. Льняной пиджак свисал с тумбочки у изголовья. Один выцветший кед стоял на полу, раскинув шнурки. Другой остался на ноге и вместе с ней упирался в спинку кровати.

– Саша? – позвал я вполголоса. – Лобач?

Он улыбнулся в мою сторону и вяло хлопнул ладонью по бордовому покрывалу.

– Привет, Костыль, – промямлил он. – Письмо моё получил?

– Ага. – Я подошёл ближе. – Спасибо.

Я заметил, что на Сашкиных лохмах, в прошлом беспросветно чёрных, проступила ранняя седина. До Риги мы пять лет не виделись вживую. Кроме цвета волос, впрочем, мало что изменилось. Всё первичные признаки Лунина Александра были на своих местах: тонкая шея, профессиональная небритость, впалые щёки затравленного гения. Только глаза, погашенные медикаментами, не были похожи на Сашкины.

– Отлично, – ответил он, закрывая эти чужие глаза. – Значит, ты в курсе.

Я хотел возразить, но одёрнул себя.

– Ага, – кивнул я. – Потом – в смысле, завтра – поговорим обо всём.

– Ммм, – утвердительно промычал он. – Поговорим.

Нужный диагноз Сашке ставили до половины шестого. Я сидел во дворе больницы на своей сумке и очень хотел есть. День был ясный и свежий. То ли дождь прошёл ночью, то ли в Риге в конце августа так положено.

Наконец выкатили Сашку в инвалидном кресле. Микроавтобус, всё это время стоявший напротив больницы, подъехал к крыльцу и оказался машиной «Янтарной обители». Сашку взяли под руки и завели в салон. С ним сел медбрат из «Обители», на вид чересчур хрупкий для своей профессии. Я сел рядом с водителем.

Когда мы отъехали от больницы, Сашка подал голос. Я сначала не разобрал слова. Думал, он обращается к медбрату. Но тот постучал меня по плечу.

– А? – я обернулся.

– Возьми ключи, Костыль, – повторил Сашка, глядя в пространство несвоими глазами. – От дома. Они в портфеле.

Медбрат вопросительно посмотрел на меня. У него на коленях лежал кожаный портфель, исчерченный царапинами.

– Может, я весь портфель возьму? – предложил я. – Если он больше не в статусе вещественного доказательства.

– Да-да, – засуетился медбрат. – Конечно, возьмите. – Он протянул мне портфель. – Вы же будете присутствовать при оформлении, да?

– Обязательно.

До «Янтарной обители» мы доехали за полчаса. Нас встретили на улице, у главного входа, в сени образцовых сосен и раскидистого козырька над крыльцом. Высокая немолодая женщина с деловой стрижкой представилась Валентиной, главврачом. Рядом с ней участливо жался мужчина по имени Янис, «старший специалист». Он был гладкий и хрупкий, как медбрат из микроавтобуса.