Константин Зарубин - Шла по берегу подёнка. Балтийская повесть

– Правда.

– У вас сейчас есть время? Вы можете приехать к нам? В такси надо просто сказать: «Улица Алисес, полиция».

– Да, конечно… – Я нагнулся и стащил сумку на пол. Край сумки задел девушку, облачённую в форму юной шведской туристки: лосины и белый балахон. – Ой, förlåt!.. Извините, я не вам. Я подъеду! конечно! Какая улица, вы сказали?

– Улица Алисес. Кирпичное здание, вокруг него забор. Таксист должен знать.

– А-ли-сес… Я прямо – я щас же подъеду. Передайте ему – Александру передайте, что я подъеду!

– Хорошо, – сказала женщина. – Спасибо. До свидания.

Она повесила трубку прежде, чем я успел спросить, почему Александру Лунину не дали поговорить со мной самостоятельно.

В такси я снова открыл Сашкино письмо.

«…Призрак на побегушках у призраков. Понимаешь?

Ещё у меня в голове есть Демагог, – объяснял Сашка. – Подленький ушлый демагогишка. Он убедил себя, что не требуется никакой ангины. Кира и так умирает каждую ночь. Из чего следует, что никакой «Киры» вообще не существует. «Кира» – фикция. Это мы все непрерывные, психологически последовательные, онтологически солидные, настоящие. А она – тело без начинки.

И знаешь, год назад я купился бы на это. Что там год – я бы и месяц назад купился на это. Я же, если подумать, всю сознательную жизнь был махровым дуалистом. Был – и в упор этого не видел.

Все мои представления о тождестве личности знаешь откуда росли? Из романа фантастического, который ты мне почитать дал на один вечер в пятом, кажется, классе. Я читал до двух ночи, потом ещё утром за завтраком и в автобусе. Как он назывался? Я бы нагуглил, если бы помнил хоть что-нибудь, кроме инопланетян и самого главного: пересадки сознания.

Там переносные такие инопланетяне с хитрыми коробочками, то есть внутри коробочек – в виде информационных кристаллов. Направишь коробочку кому-нибудь в голову, нажмёшь на кнопку – и в голову подселится инопланетянин. Кстати, вот ещё помню: у них имена были геометрические. Додекаэдр, икосаэдр и т. п.

Ты должен это помнить. Ты мне тогда наврал, что книгу в библиотеку надо сдать на следующий день. Но я у тебя её на полке видел в шкафу, в заднем ряду, много месяцев спустя».

На этом месте я прервал чтение, чтобы покраснеть, невольно прикрыть экран ладонью и покоситься на таксиста. Таксист был идеальный. Молча смотрел на дорогу, слушал своё латышское радио. Я для него существовал только в виде адреса и суммы на счётчике.

Книжка, которую вспоминал Сашка, называется «Дом скитальцев». Написал её Александр Мирер. Я читал её раз двадцать. Некоторые места до сих пор помню наизусть. Додекаэдров у Мирера нет – там геометрия попроще: Квадраты, Треугольники, Линии. И на коробочках для пересадки сознания там не кнопки, а ниточки, за которые надо дёргать.

Но это всё ерунда. Главное, что Сашке я действительно наврал. Книжка была библиотечная, с фиолетовым штампом на семнадцатой странице, но списанная. Родители принесли, когда библиотека закрывалась недалеко от нашей старой квартиры. (Я ещё напишу про эту библиотеку.) Я страшно боялся за свой драгоценный «Дом скитальцев». Ну, и жадничал, конечно.

А Сашка, получается, раскрыл моё враньё и ничего не сказал. Знаете почему? Расстраивать меня не хотел, скорее всего. Он такой. И был таким уже в одиннадцать лет.

«Выходит, – читал я дальше, – что я всю жизнь понимал человека, как завещали инопланетяне в коробочках. Всегда исходил из того, что «сущность» человека – чистая информация. Прорва информации, в принципе отторжимой от носителя. Поэтому носитель не имеет значения. От перемены железа софт не меняется.

Демагог в моей голове продолжает в это верить. Или делать вид, что верит, потому что иначе его доводы разваливаются, и Кира возникает из обломков прямо в куцем чёрном платье, которое на ней было в день нашего знакомства. Именно такая, какая есть. Потому что дуализм – дикая чушь, даже если он современный и хай-тековый и вроде бы не похож совсем на бабушкины сказки про нетленную душу, которую Господь пристегнул к бренному телу декартовской шишковидной железой.

Кира, которую я ЛЮБЛЮ (именно ЛЮБЛЮ, капслоком поверх всей наблюдаемой вселенной), не разлагается на прекрасный процессор и негодное программное обеспечение, закороченное в хлам каким-то редким вирусом. Она просто часть всего, что есть (бескрайнего, а может, даже безвременного и единого; привет Пармениду), и вопрос о том, насколько «завтрашняя Кира» тождественна «сегодняшней» или «вчерашней», не имеет ответа, потому что ни одна из этих «Кир» не является дискретной единицей. Я уже не говорю, что слово «одна» в этом контексте неуместно.