Виктория Смирнова - Ген Любви

– Мой папа вводит для меня режим экономии, – с грустью сообщила Машка. – А я собиралась прилететь к тебе в Америку. Там много мужчин в Силиконовой долине. Мне как раз туда надо.

– В Кремниевой, – поправила Оля.

– Какая разница!

– Большая. Правильно говорить – Кремниевая.

– Кремниевая, Силиконовая… Все равно папа урезал финансирование. – Машка вздохнула.

Отец Машки был дипломатом в Индии. Она то жила с одной мамой, то с обоими родителями, а когда они уезжали, тогда к ней приезжала бабушка. Последний год Машка стала совсем самостоятельной, но моя бабушка за ней присматривала. Нас сроднили не только образ жизни, но и дружба с детского сада и соседство: один дом, один подъезд, один этаж и квартиры напротив.

– Приедешь! – Я скрестила пальцы. – Держим пальцы и кулачки.

– Полинка, не знаю, какой из тебя получится врач, но ни в коем случае не бросай рисовать, – попросила Оля с мольбой в глазах. – Я этого тебе не прощу.

Оля была полной противоположностью Машки. Поэтому Оля всегда была «Олей», а вот Маша – только «Машкой».

Оля была среднего роста, на этом наше сходство заканчивалось. Потому что Оля – необыкновенная, экзотическая пышечка с короткими и вечно растрепанными темными волосами. Свои буйные кудри она стригла довольно коротко. На ее курносом носу сидели очки, и сквозь стекла на нас посматривали внимательные черные глаза. Я всегда считала, что в Оле есть если не цыганская кровь, то восточная точно, как, например, у Пушкина. И все потому, что только она могла верить в пустые ведра, черных кошек, рассыпавшуюся соль, упавшую на пол вилку, выброшенный вечером мусор, зашивание одежды на себе, свист в доме, нахождение между двух зеркал и многое другое. Только в прикуривание от спички она не верила, и то только потому, что уже давно в современном мире существовали электричество и зажигалки. Оля могла стать находкой для фольклориста. Количество известных ей примет не поддавалось исчислению. При этом она хотела поступить в театральный институт на костюмера. Для наших спектаклей в школе она шила греческие туники, платья с кринолинами и фижмами, какие-то художественные шифоновые тряпочки. Но настоящим шедевром стали наши платья на выпускной.

– Я согласна с Олей, – кивнула Машка.

– Я не брошу рисовать. Обещаю! Да и не могу, это сильнее меня.

– Странно, – Оля задумчиво смотрела на меня сквозь призму очков, – почему твоя бабушка так поступила с тобой? Именно она воспитала тебя такой, какая ты сейчас. Ты – нежная хрупкость, застенчивая интеллигентность, и вдруг Америка и медицинский факультет. Я думаю, – Оля подняла указательный палец, – Софья Михайловна увидела какой-то знак. Может, она мылась холодной водой?

– Оля, не надо про приметы, – застонала я и фыркнула. – И никакая я не застенчивая интеллигентность. А то на вашем фоне я выгляжу тусклой и скучной.

– Ага, – Машка хитро прищурилась, – ну конечно, эти твои особые качества, святость и непогрешимость, просто ты их не замечаешь. Если бы ты захотела, все ребята в классе были бы у твоих ног.

– Ты мои веснушки видела? А эти рыжие волосы? А румянец? Машка, вот ты сейчас это говоришь в здравом уме?

Машка обворожительно улыбнулась. Я знала эту улыбку, она так улыбалась, когда находила что-то или кого-то интересными. Откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, она выжидала, пока Оля непринужденно болтала, а вернее, загибала пальцы, перечисляя приметы, по которым моя бабушка могла отправить меня в Америку. Все школьные годы у Машки всегда были проблемы с ростом. Она была самой высокой девочкой в классе. Неуклюжая, тощая, и с каждым годом, казалось, она все больше и больше вытягивалась. А потом вдруг остановилась, превратившись в великолепную стройную девушку с потрясающей фигурой, которой завидовали многие. У Машки было шесть положительных качеств. Во-первых, она всегда говорила то, о чем думает; во-вторых, у нее были самые длинные ноги; в-третьих, необыкновенная доброта, она никогда не могла намеренно обидеть меня или Олю, при этом вечно жертвовала собой ради нас; в-четвертых, у нее были изумительные ямочки на щеках; в-пятых, очень прямые волосы цвета спелой пшеницы, точь-в-точь как на картине Тициана «Венера с зеркалом» или у боттичеллиевской Венеры. В-шестых, Машка была голубоглазой Венерой, но сама об этом даже не догадывалась или не относилась серьезно.

– Она не это имеет ввиду, – продолжала рассуждать Оля, но при этом сменила тему. – Машка, конечно, самая-самая среди нас, тут не поспоришь, но в тебе есть сила, ты как Земля, которая притягивает людей к себе. Вот так ты притягиваешь противоположный пол.